Вольф, фон Александра, баронесса, в замужестве княгиня Лампедуза

БАЛТИЙСКАЯ ЖЕНА СИЦИЛИЙСКОГО КЛАССИКА:
ГЕНЕАЛОГИЯ И ЛИТЕРАТУРА
(из книги "Русская Сицилия", 2-е изд. М.: Старая Басманная, 2013, стр. 329-358)

Один из самых знаменитых романов ХХ века – не только итальянской, но и мировой литературы, «Il Gattopardo» , в последние годы открывается отечественному читателю новой гранью – прямой связью его автора с русской культурой. В самом деле, его автор, сицилийский аристократ Джузеппе Томази, князь ди Лампедуза, герцог ди Пальма взял себе в жены, после многих лет сближения и ухаживания, российскую аристократку Александру, в девичестве баронессу фон Вульф. В момент их знакомства она была замужем за своим кузеном (третьей степени), тоже российским аристократом Андреем, бароном Пилар фон Пильхау; одновременно она являлась и кузиной будущего писателя (и будущего супруга), так как ее вдовая мать вышла замуж за дядю Джузеппе Томази.
Подобные сложные генеалогические связи, как и положено, внутри замкнутого мира знати, позволили соприкоснуться и «породниться» столь дальним мирам – Сицилии и России. Собственно говоря, все женщины из российского семейства фон Вульф в итоге вышли замуж за итальянцев и окончили свои дни в Италии: в 1920 г. вдова Алиса фон Вульф – за дипломата Пьетро Томази; в 1927 г. ее вторая дочь Ольга – за дипломата Аугусто Бьянкери-Кьяппори; в 1932 г. ее первая дочь Александра (вторым браком), как уже сказано, – за Джузеппе Томази. И даже первый муж Александры, барон Андрей Пилар, эмигрировал в Италию.
Однако, если Алиса и Ольга обосновались в Риме, то Александре (семейное прозвание – Лиси) выпал «сицилийский» удел, с его архаичным укладом. Эмансипированной молодой женщине, свободно себя чувствовавшей в европейских столицах — Париже, Лондоне, Вене, убежденной последовательнице Фрейда и провозвестнице психоанализа, порой приходилось тесно на Сицилии. Ее муж, которому была так дорога уходящая в прошлое аристократическая «рутина», конечно, старался примирить свою жену со своей родиной или, по крайней мере, объяснить и «рассказать» Сицилию. Нельзя исключить, что это стало одним из побудительных мотивов, которые в итоге привели Джузеппе Томази к письменному столу и которые в конце концов сделали его классиком ушедшего века (и ушедшего мира) .

1. Родословие фон Вольфов
Баронесса Александра Борисовна фон Вольф (Ницца, 13.11.1894 – Палермо, 22.6.1982) происходила из древнего рода балтийских немцев, владельцев большой мызы Стомерзее Лифляндской губернии Российской империи (ныне Стамериена, Гулбенский район, Латвия), приблизительно в 200 км от Риги.
Известны имена ее балтийского прадеда, Генриха фон Вольфа, и прабабки, графини Констанции фон Менгден . Дед Александры – барон Эдуард-Иоаганн-Готлиб фон Вольф, родился в имении Каугерсгоф Лифляндской губернии 28 апреля 1817 г., служил в императорской армии, рано вышел в отставку, в чине ротмистра, и женился на русской дворянке Софии Яковлевне Потемкиной, удалившись в родовое гнездо в Стомерзее; умер в Риге 3 ноября 1887 г.
О его супруге Софии, прабабке Александры, известно, что она была дочерью генерал-лейтенанта Якова Андреевича Потемкина, видного государственного деятеля империи, служившего Киевским, Подольским и Волынским генерал-губернатором, и его жены Варвары Бахметевой. По желанию Софии Яковлевны в Стомерзее в середине XIX в. появилась православная церковь в честь св. Александра Невского. Позднее, в 1902-1904 гг. первоначальную деревянную церковь перестроили в камне, в стиле русских шатровых храмов XVII века .

2. Отец
Барон Борис Эдуардович фон Вольф, следовательно, по отцу был балтийским немцем, а по матери – коренным русаком. Отсюда несколько «нарушений» традиций фон Вольфов – «церковно-славянское» имя, в честь одного из первых русских Святых, и его православие, переданное и детям . Конфессия Бориса и не могла быть иной: согласно законам империи потомство смешанных браков – в данном случае православной жены с мужем-лютеранином – полагалось вверять в лоно государственной, православной Церкви.
Борис фон Вольф родился 5 октября 1850 г., получил прекрасное гуманитарное образование, защитил диссертацию со степенью доктора философии и сделал солидную государственную карьеру в Петербурге, дослужившись до директора Александровского Императорского лицея тайного советника и гофмейстера. Он умер 23 марта 1917 г., через несколько недель после падения российской монархии. Имя деда у его потомков получило статус «родового» – Борисом был назван его внук известный итальянский журналист и писатель Boris Biancheri [Бьянкери].

3. Мать
Алиса (итал.: Аличе) Барби, родилась в Модене (совр. регион Эмилия, в то время Ломбардия) 1 июня 1858 г., когда тот край еще принадлежал Австрии. Дочь скрипача, она училась музыке в Болонье и Флоренции, дебютировав в 1882 г. в Милане. Переехав в Вену в 1890 г. и став императорской камерной певицей, она снискала громкий успех, в первую очередь, как исполнительница романсов, лирических песней – Lieder. Ее высоко ценил Иоганн Брамс, посчитавший замужество певицы и последующий вынужденный уход со сцены как большую личную утрату. 20 декабря 1893 г., когда решение об уходе было объявлено широкой публике, певица дала свой последний концерт в Вене – на рояле ей аккомпанировал маэстро Брамс.
Барби была исключительным персонажем, подобно Камене , вернувшейся к жизни. Когда она выходила на сцену, казалось, что сама богиня сходит с Олимпа, дабы осчастливить своим присутствием смертных… После начальных аккордов романса, она, опустив веки на огромные выразительные глаза, приоткрывала отлично вылепленный рот с верхней губой, подобной луку Купидона, откидывала назад голову и пела… Она была настолько уникальной, что явилась для одинокой души маэстро [Брамса] последней небесной любовью .
До замужества Алиса много гастролировала по России. Музыкант Самуил Майкапар, вспоминал о своем юношестве в Таганроге:
В описываемый период моего обучения до поступления в консерваторию я слышал много хорошей музыки, посещая также концерты приезжавших в наш город крупнейших артистов (Николай Рубинштейн, Сергей Танеев, <…> Алиса Барби). Из их исполнений мне особенно памятны <…> романсы Шумана и Шуберта (Барби) .
Как эталон пения, ее упоминает в своем романе Петр Краснов, представляя свою героиню, русскую певицу Тверскую: «Я не знаю, кто может сравниться с нею? <…> Алиса Барби? Бакмансон? Бакмансон давно не поет. Алиса Барби — такая редкая гостья в нашей северной столице» (роман «Единая-неделимая», Париж, 1924). Похоже, Краснов был сильно впечатлен, так как и в автоибографическом романе «На рубеже Китая» (Париж, 1939) он вновь ее представляет эталоном, говоря о своей жене-певице: «…Но она была певица, и приходилось задуматься — как же ее концерты? Ее слава известной певицы — Алиса Барби и она?»
Меломан князь Сергей Волконский, директор Императорских театров, писал о ней:
В числе четырех певиц, которых выделяю как драгоценнейшие единицы в той массе прекрасных певиц, которых пришлось мне слышать, вторую (после Панаевой) назову Алису Барби. Это был тоже огонь, но какою-то внутреннею силою сдержанный. Она пела по-итальянски и по-немецки, пела огромный репертуар, но настоящий духовный воздух ее музыкальной души были старые итальянцы – Монтеверди, Кальдара, Дуранте и другие. Эта удивительная старая музыка была тем руслом, в котором Алиса Барби могла показать и жар своей горячей итальянской крови, и строгость классических форм латинской расы. Впоследствии она прибавила к своему репертуару много Шуберта и Брамса. У нее не было той светозарности, которою сияла Панаева, но в ней было много внутреннего света, который преображал ее; она обладала удивительным даром перевоплощения; она вся менялась в соответствии с тем, что пела. Она вышла замуж за барона Вольфа. В имении Вольфов в Лифляндии, в баронской среде, между чопорными старыми тетками мужа ей, горячей итальянке, кажется, бывало нелегко. В 1905 году она должна была спасаться от погромов и лесами и болотами пробираться до станции, которая от дому отстояла на восемьдесят верст. В Петербурге я часто бывал у нее в Косом переулке – незабвенные часы!
30 января 1894 г., в возрасте 35 лет, Алиса выходит замуж за 43-летнего барона Бориса фон Вольфа и уезжает из Вены в Петербург (она познакомилась с бароном годом ранее в Дрездене, где тот был с дипломатической миссией при Саксонском дворе). Позднее бывшая певица вернулась на сцену лишь раз – в той же Вене, в 1898 г., на концерте в память первой годовщины кончины Брамса (концерт был повторен в Будапеште). В письме к своей мессинской подруге Амелии Ферратини от 12 апреля 1898 г. Алиса писала из Вены:
… Если приеду на Сицилию, то останусь дня на четыре-пять у вас, которых я так люблю и так хочу увидеть. Что сказать обо мне? Я тут обрела прекрасные самые минуты, подобные тем, что мне дало мое искусство дней юности, сил, веры и идеалов. Это неожиданный и драгоценный дар, сошедший ко мне с небес и вернувший мне бодрость и смелость, прогнавший грусть и подавленность, мною овладевшие. Добрая Герц тебе вышлет статьи из всех журналов Вены и Пешта, писавшие обо мне с таким энтузиазмом!
У Бориса и Алисы родилось две дочери, обе на Лазурном берегу, в Ницце: старшая Александра , 27 ноября 1894 г., и младшая Ольга, 23 июля 1896 г.
Овдовев, Алиса вышла вторично замуж, за сицилианского аристократа Пьетро Томази. Свадьбу сыграли в Лондоне 26 апреля 1920 г. – именно она и послужила прологом к истории любви ее дочери Александры и ее «благоприобретенного» племянника Джузеппе Томази, будущего классика. В результате этого второго брака вдовицы Александра и Джузеппе оказались кузенами, пусть и не по крови.
Алиса скончалась в Риме в 1948 г.

4. Отчим
Пьетро Томази, маркиз делла Торретта (1872-1962), после учебы в палермитанском университете поступил на государственную службу в Министерствo иностранных дел, и в 1898 г. получил свое первое назначение – в Вену. Спустя год сицилианца отправляют в российскую столицу, где он работает чиновником в посольстве в течении пяти лет. Именно на берегах Невы он знакомится с блестящей баронессой Алисой фон Вульф, итальянкой по происхождению. Ставшая теперь российской подданной, она, вероятно, имела какие-то отношения с итальянским посольством.
После ряда миссий, в 1910 г. Пьетро делла Торретта получает высокое назначение в качестве первого секретаря министра иностранных дел (тогда министром был Патернó ди Сан Джулиано) и переезжает в Рим. В революционный 17-ый год (в ноябре) Пьетро, как знатока России и русского языка опять посылают в столицу уже бывшей империи, теперь уже Петроград, где ему приходится руководить делами посольства накануне его вынужденного закрытия. Некоторое время он является королевским посланником в Вене (с 1921 г.), затем – в Лондоне. В Лондоне еще в 1920 г. он заключает брак со вдóвой Алисой (она была на 11 лет старше Пьетро), которая теперь становится маркизой делла Торретта. В Англии посол и его новая супруга живут до 1927 г., затем Пьетро, теперь уже сенатор, возвращается в Рим (их адрес в 30-е гг.: виа Брента, № 2; у матери и отчима часто останавливается Александра). Один из немногих антифашистов в Сенате, с падением режима, в 1944 г. он избирается его президентом, оставаясь таковым до 1946 г. Последний президент Королевского Сената и член Сената Республиканского, он считается одним из отцов-основателей Итальянской Республики.
Со смертью бездетного племянника Джузеппе он унаследовал его титулы, став 13-м герцогом Пальма, 12-м князем Лампедуза, бароном Монтекьяро и испанским грандом 1-го класса.

5. Первый муж
Барон Андрей Адольфович Пилар фон Пильхау родился 29 апреля 1891 г. в семье Адольфа-Константина-Якоба барона Пилар фон Пильхау-Аудерн (1852-1925) и его супруги Евгении, урожд. баронессы фон дер Пален, в их эстляндском имении близ Пярну. Отец, предводитель лифляндского дворянства и видный государственный деятель Российской империи, в 1912-1916 гг. служил представителем балтийских провинций в Государственном совете Российской империи. После революции 1917 г. вернулся в Эстонию.
Сам Андрей служил в российской армии, участвовал в русско-японской войне 1905 г., отличившись в боях. Как уроженец Эстонии получил возможность официальной эмиграции (репатриации) из России, уже ставшей советской. Его товарищ по лицею М.П. Голенищев-Кутузов-Толстой, вспоминает как и он, благодаря помощи Андрея, сумел сбежать из революционной Москвы в качестве «балтийского барона» . 7 сентября 1918 г. венчался на своей соседке по собственную имению и своей дальней родственнице в православной церкви при имении Стомерзее.
После окончательной аннексии Прибалтики Советским Союзом в ходе Второй мировой войны барон эмигрирует в Италию, где у него живут родные и где он часто бывает уже в 1930-е гг, после вторичного брака своей бывшей жены Александры. (Его родственница Елизавета Карловна баронесса Пилар фон Пильхау, выйдя замуж за графа Ручеллаи, обосновалась во Флоренции, где и скончалась 11 августа в 1939 г.)
По окончании войны барон получил должность итальянского представителя швейцарской компании Geigy (лаки-краски). Он скончался 19 ноября 1960 г., как сообщают метрические книги русской флорентийской церкви, «скоропостижно на вокзале в Милане» и был погребен на некатолическом кладбище Аллори во Флоренции, недалеко от могилы родственницы .
По свидетельствам современников, традиционный брак между балтийскими баронами оказался непрочным и конфликтным. Тем не менее, после разъезда и последующего развода бывшие супруги, Андрей и Александра, сохранили взаимное уважение и дружеские отношения. Барон Пилар, обосновавшись в Италии, на правах «друга семьи» не раз навещал бывшую жену, останавливаясь в палермитанском палаццо Лампедуза.

6. Сестра
Ольга Борисовна Бьянкери-Кьяппори, урожд. баронесса фон Вольф, родилась 23 июля 1896 г. – в Ницце, как и ее старшая сестра: вероятно, у их матери там была доверенная повитуха (к примеру, графиня Олсуфьева, москвичка, родила трех своих детей во Флоренции). В семье младшую дочь звали на французский лад Лолетта (Lolette). 25 июля 1927 г. она вышла замуж за дипломата Аугусто Бьянкери-Кьяппори (Biancheri Chiapori; 1879-1939), семейное прозвание Грилло — эту партию устроил для своей падчерицы ее отчим-димломат Пьетро Томази. Скончалась в Риме в 1984 г.

7. Племянник
От брака Агостино Бьянкери-Кьяппори и Ольги фон Вульф на свет появился Борис Бьянкери-Кьяппори (чаще только первая фамилия), пошедшего по стопам отца-дипломата, одновременно ставшего и популярным литератором. Семейные мемории он изложил первоначально в книге «Балтийский янтарь», затем в книге «Возвращение в Стомерзее», получившей престижную премию Гринцане-Кавур . Похоже, что мать литератора «вместе с молоком» передала сыну, названному Борисом в честь деда, гофмейстера и тайного советника, ностальгию по России. Именно по России, а не по Латвии, где теперь находится их бывшее имение Стомерзее, с латышским названием Стамериена (которое автор нигде не упоминает). В самом деле, владельцы имения по своей культуре и даже по вере, православной, принадлежали к русскому миру: Борис Бьянкери подчеркивает это в книге «Возвращение в Стомерзее», легкими, иногда ироничными штрихами. Так, например, в муниципалитете Стомерзее/Стамериена его героиня общается с местными властями по-русски, через специально приглашенного переводчика, однако в трудную минуту власти вдруг «вспоминают» этот язык и вступают в прямое общение с гостьей. Кстати, и в разных интервью, и на обложке книги, автор называет свою маму русской. Ясно, что прототипом героини, почти столетней итальянской гражданки Алисы (это имя бабки автора) Сарториус, некогда подданной Российской империи, послужила не только мать автора, но и его тетя Александра-Лиси.
Россия выступает на первый план и в воспоминаниях героини, которым она, естественно, предается при посещении своего бывшего поместья: учеба в Петербурге, где служил отец; его нелепая смерть во время Февральской революции; любовь к кузену, молодому офицеру, смертельно раненному на полях Галиции; переписка с ним с помощью пушкинских цитат; бегство из красного Петрограда. Эти сюжетные линии – реальные события из жизни рода фон Вольфов. В нынешней Латвии Алиса находит лишь эти обострившиеся воспоминания, давшие понять: жизнь прошла, а родины нет. Перед возвращением в Италию старая баронесса тайком покидает сопровождавших ее близких и вполне по-толстовски умирает на рижском вокзале .
Семейный мотив бегства и изгнания – это и основной мотив последней книги Бьянкери «Пятое изгнание» («Quinto eslilio», Feltrinelli, ? ) , где автор дал широкое полотно своего русско-балтийского рода, начиная с XV в. (фон Вольфы именуются как фон Грабау). По сути дела, под одной обложкой — три повести. Повесть первая: самоизгнание Грабау из родной Померании. Родоначальник Конрад Грабау, кавалер Ливонского рода, едет в балтийские земли, по его словам «дабы нести свет Христов», а по сути дела – за землями и богатством, что ему и удается. Эта глава самая краткая, нечто вроде пролога. Затем читатель переносится в Осьмнадцатый век. Петр Первый отвоевывает Прибалтику у шведов и ссылает фон Грабау в Вологду. Высылкой руководит лично Меншиков (замечу, что это историческое лицо имело титул князя). В Вологде изгнанники проводят 13 лет, при этом младшая из них, Мария-Дагмара фон Грабау, принимает православие, русифицируется, и выходит замуж за жителя Вологды некоего Бабишина. Третья глава — самая большая — основана и на самом близком автору материале. Последний из фон Грабау, Эдуард, участник Гражданской войны, эмигрирует в Италию.
Фон Грабау в который раз ищет свою идентичность. «Кто вы?» – обращаются к нему итальянцы. «В России я называл себя балтийцем, в Италии стал русским. В любом случае, родины у меня нет». Так обычно говорил он любопытным итальянцам. На время Эдуард возвращается в независимую тогда Латвию, но опаленный дыханием надвигавшейся Второй мировой войны, вновь эмигрирует — на сей раз в Америку. «Я еду в щедрую и большую Америку. Время изгнаний закончилось», — говорит в эпилоге Эдуард фон Грабау. Если посчитать перемещения рода фон Грабау, то их получится как раз пять, как и в титуле книги.

8. Прощание с Россией
После революции 1917 г. овдовевшей баронессе Алисе фон Вольф и ее двум дочерям Александре и Ольге, типичным представителям «старого режима», нужно было немедля покинуть охваченную Гражданской войной Россию. В Латвии тоже шла война с неясным тогда исходом (революционные настроения там были весьма сильны: известна роль латышских стрелков в военном успехе большевиков; во время первых революционных волнений 1905 г. латышские крестьяне разграбили и сожгли замок в Стомерзее). Однако после заключения сепаратного мира между Советской Россией и Германией в Брест-Литовске (3 марта 1918 г.) прибалтийские страны отошли к Германии, и их резиденты-«балтийцы» получили право репатриации. 11 августа 1920 г. после окончания Гражданской войны и поражения Красной армии у стен Варшавы Латвия получает (впервые в своей истории) независимость, а Александра – латвийское гражданство.

9. Джузеппе, тайный жених
Дон Джузеппе Томази, 12-й герцог Пальма, 11-й князь Лампедуза, барон Мотекьяро, барон делла Торретта, испанский град 1-го класса, родился в Палермо 23 декабря 1896 г. в семье Джулио-Мария Томази и Беатриче, урожденной Мастроджованни-Таска-э-Филанджери-ди-Кутó . Выйдя по окончании Первой мировой войны в отставку в чине лейтенанта, он много путешествует, подолгу бывая во Франции, Германии, и особенно в Англии, где в качестве посла обитал его дядя Пьетро и его супруга Алиса, урожд. Барби, она же мать Александры. Именно в Лондоне, в итальянском посольстве
Джузеппе познакомился с Александрой: будущая жена писателя предстала уже не как баронесса фон Вольф, а как баронесса Пилар фон Пильхау, латышская гражданка. Можно предположить, что молодые люди показались друг другу симпатичными – не более того. Пройдет два года и это английское знакомство возобновиться в Латвии.
В 1927 г. Джузеппе предпринимает судьбоносную поездку в Стомерзее, которую описывает в ряде писем к своей новой «тете», Алисе Бьянкери, урожд. Барби. Особенно его поразил замок:
я не мог себе представить, что может быть так красиво, всё так ухожено в Стомерзее – на многие километры это единственный «манор», возвращенный к древнему блеску или хотя бы содержащийся по-господски… внутри, конечно, произошли большие перемены… «холл», в любом случае, чудесным образом остался неповрежденным… Вверху, справа, если подниматься по лестнице, — спальные комнаты Лиси и Андре (я видел кабинет Лиси с мебелью в стиле Людовика XVI, библиотекой по психоанализу и портретом Фрейда) .
Брак Александры с Андреем, спустя десять лет конфликтов и ссор, уже оставался одной лишь видимостью, и сицилианец вскоре находит путь к сердцу хозяйки замка. На рубеже 20-30-х гг. его маршруты отдаляются от западно-европейских столиц и переносятся на Балтику, точнее – в «славянство», как он сам определял новый для него мир Стомерзее и окрестностей.
Так 10 июля 1931 г. он писал из Варшавы своему палермитанскому другу Бруно Ревелю [Revel] : «Завтра поеду туда [в Данциг], успокоить мои нервы в добродушной немецкой атмосфере. Потом я снова вернусь в славянство (которое – внимание! – имеет свои достоинства) и мой адрес будет “bei Baron Pilar, Schloss Stomersee – Stameriene (Lettonia)” »…
Встречи с Лиси происходят и в Италии – в Риме, в 1930-1932 гг. (она живет у сестры, он – в гостинице), и, наконец, в родовом гнезде в палермитанском палаццо Лампедуза весной 1932.
21 января 1932 г., когда вопрос о женитьбе на Александре был уже, вероятно, решен, Джузеппе снова пишет Бруно Ревелю (из римского отеля «Квиринал»).
Справедливо предполагая о препятствиях со стороны родителей, жених осуществил свой брак в тайной обстановке. Отправляясь в Ригу на венчание, за неделю до оного, Джузеппе отправляет письмо к матери из Мюнхена, где сообщает мельчайшие подробности о своем путешествии, кроме одной – о его цели:
Моя добрейшая Бона ,
вот теперь я собрался описать тебе все детали, в отличие от моей утренней поспешной открытки… Прекрасной была панорама Болоньи, как никогда четкая… Не обедал: в Болонье съел бутерброды, в Вероне – холодное мясо и виноград… В Больцано пустой вокзал, в Брессаноне отлично освещенная корсо Рома… [следует подробное описание увиденного в Мюнхене. – М.Т.]. Завтра утром в 8 час. отправление в Берлин, прибытие в 6 час. В пятницу в 19.30 отправление в Ригу, прибытие в субботу в 4.
Там надеюсь получить от тебя добрые известия.
Много думаю о вас и шлю тебе и папá
сердечные объятия.
Джузеппе .

10. Брак (браки) Джузеппе и Александры
Согласно выше цитированному письму к матери, Джузеппе прибыл в Ригу 20 августа 1932 г., чтобы за три дня оставшихся до венчания дня приготовиться к нему. 24 августа 1932 г. в Благовещенской церкви происходит венчание между, как записано в метриках, «Иосифом Юлиевичем», итальянским подданным, и Александрой Борисовной, латышской гражданкой. Обряд должен был идти по сокращенному чин, из-за предыдущего венчания невесты, причем Александре полагалось иметь разрешительное заключение от епископа, что ее брак с бароном Андреем считается не востребованным, и её благословляют на другое венчание. Так как первое венчание тоже проходило в Латвии, обретение и изготовление нужных бумаг было облегчено.
В тот же день Джузеппе пишет письмо к родителям, где сообщает о важнейшем событии – но в таких общих выражениях, что из текста неясно, идет ли речь о помолвке, или о женитьбе.
Моя добрейшая Бона,
пишу папá, пишу тебе, вам обоим, для меня самым дорогим на свете: в эту минуту я на вершине счастья – Лиси согласилась стать моей женой.
… никому в мире не было известно, насколько моя жизнь была стесненной и болезненной из-за того, что мне приходилось загонять в глубины моего сердца всё это. Только лишь ваша любовь, пусть и неосознанно, помогла мне пережить эти годы, когда мои страдания казалось не найдут никакого разрешения.
Теперь вы можете представить себе, каково в этот момент мое счастье. Счастье, которое лишь тревожит, и немало, то обстоятельство, что я вынужден сообщить вам о своей великой радости через письмо, а не обнять вас и обласкать, как мне хотелось бы.
Если бы вы знали, как мне хотелось быть с вами в этот час, и как мне не хватает папá и тебя, моя добрейшая Бона! Мне жаль, что обстоятельства и время заставили меня сообщить такую новость через письмо, которое не может, конечно, передать все мои эмоции, мою нежность и мою радость. Но как быть? Я не хотел терять ни минуты с тем, чтобы объявить вам об этом событии, центральном в моей жизни.
Ты ведь знаешь, какова Лиси, знаешь ее доброту, откровенность, знай же, что она меня любит и что она одна может дать моей жизни неизбывную радость.
Понимаю, что эта новость застанет вас неожиданно, хотя наверняка вы были к ней готовы. Прошу вас – ради вашего Джузеппе, который вас обожает – напишите мне сразу же о вашем настроении, завершите наше счастье…
Моя Бона,… обними с той же бесконечной любовью, с которой тебя обнимает твой сын Джузеппе .
Однако «добрейшая Бона» не отвечала сыну, ясно давая понять о своем неодобрении. Из той же рижской гостиницы с «антисоветским» названием Санкт-Петербург, где Джузеппе живет уже почти десять дней, он пишет новое письмо к матери:
Моя добрейшая Бона,
до сих пор я не получил ответа на письма, такие важные, что я отправил одновременно тебе и папá от 24-го числа. Мамá, моя хорошая, я надеялся получить от вас добрую телеграмму, послание любви, которое поставило бы печать на мое нынешнее счастье. Я каждый день жду от вас письма – прошу вас, пусть ваши сердца и ваша любовь ко мне движут вами. Пожалуйста, верьте в мой здравый смысл и рассудительность. Мой шаг вовсе не был импульсивен – это плод годов безмолвного зрения, моего теперешнего знания характера и качеств Лиси, которую вы и сами знаете, как и меня. Если все это оказалось неожиданным, то лишь из-за особых обстоятельств, из-за нежелания Лиси в прошлом и слышать о подобном. Понятно, что в прошлом и я не мог никому ничего сказать. Только сейчас, когда благодаря четко выраженной воле Андре [барона фон Пилар] распад [брака] стал публичным, я смог прямо выразить Лиси свои чувства… Будущая жизнь представляется мне, пусть и глубоко влюбленному, полной обетований: Лиси – красивая, ангел мягкости и доброты; она пережила многие жизненные сложности с беспримерным достоинством и чистотой, она богата – имеет собственного дохода в 50 тыс. лир в год, нетто и абсолютно чистых, кроме того – Стомерзее и то, что приносят его земли, а также ее социальное положение в роде королевы этого края. Она желает жить в Италии, за исключением самых жарких летних сезонов. Не буду даже настаивать на том, что ни с кем не было и не будет так хорошо, как с ней – это вы уже знаете… Не забывайте, что мне уже добрых 36 лет, и что я не ребенок и не кретин, и что я сделал выбор согласно моему сердцу и уму…
В том же письме Джузеппе извещает о конкретных шагах по расторжению предыдущего брака гражданскими властями: в Латвии подобная процедура была максимально упрощена, также как и регистрация нового брака, который затем следовало только завизировать в итальянском консульстве. Упоминает он и о церковных венчаниях – и католическом, и православном, утверждая, что с ними не будет затруднений и умалчивая опять-таки, что православное венчание уже состоялось. Он сообщает, что настойчиво действует «ради как можно более скорейшей женитьбы», но не желает, так же как и Лиси, «регулярной церемонии в Риме».
Сохранились свидетельства о реакции родных Александры на известие о женитьбе — это письмо ее сестры Ольги к мужу Аугусто от 3-го сентября 1932 г.:
… Здесь взорвалась бомба в виде добрых четырех писем, написанных Лиси и Джузеппе к мамá и к дяде Пьетро, где объявляется о совершении первой части события и о готовящейся его второй части, которая может произойти однако не ранее, чем через 10 месяцев. Не могу передать тебе волнения – из-за того, что неясно было, как другие [т.е. Лампедуза] к этому отнесутся. Сегодня Лиси телеграфировала, что другие их нежно поздравили, поэтому и тут успокоились. Джузеппе написал и мне, прося участвовать нас в их обручении…
В следующем письме, от 15 сентября, Ольга извещает мужа:
Мы тут подошли к 3-му действию «Секретного брака»!!! Взорвалась очередная бомба, в форме письма, где сообщалось, что… брак уже совершен! Согласно обстоятельством расторжения, не надо ждать обязательных 10 месяцев. Гражданский брак уже зарегистрирован в Риге, а венчание состоялось в одной деревенской католической церкви, где с радостью совершают смешанные браки, так как их тут порядком.
Надо сказать, что Л[ампедуза] все восприняли превосходно. Я тебе пересылаю, копию письма Беатриче к Джузеппе и Лиси, которую мне переслала Лиси (не рви ее, отошли мне назад).
… Тут у нас Черкасская, жаль, что ты с ней не знаком, она симпатичная и милая…

11. Кумовство в Больцано
Собственно, все уже более менее были знакомы друг с другом, однако обычай требовал сближения кланов в рамках свадебных торжеств. Новобрачные уклонялись от таковых, по протоколу, в особенности сицилианскому, было положено провести мегабанкет, если не в самом Палермо, то в другом статусном месте, предпочтительно в Риме, тем более, что там жила теща Джузеппе, она же тетя. Однако новобрачный тяготился такой перспективой, а как и новобрачная, для которой это была уже вторая свадьба (по тем же сицилианским понятием, вещь, близкая к адюльтеру, так как Александра венчалась в бароном Андреем в церкви, следовательно, союз почти нерасторжимый). В итоге после ряда переговоров консенсус был найти на территории Южного Тироля, в Больцано. Здесь в октябре 1932 г. и встретились три пары – родители «жениха» (Лампедуза), родители «невесты» (Торретта) и сами молодожены; при этих новых обстоятельствах два брата, отец Джузеппе и отчим Лиси, стали кумовьями.
Больцано/Боцен был идеальным космполитичным местом — и для фон Вольфов, которые как и полагается балтийским немцам любили немецкоязычный Тироль , и для Лампедуза и Торретта — как итальянски-суверенное место.
Далее Лиси и Джузеппе последовали «вниз», в Палермо, однако молодая жена не намеревалась там жить постоянно – с приходом весны она вернулась на Балтику. В итоге сложился следующий семейный ритм: часть зимы Лиси проводила на Сицилии, а часть лета Джузеппе – в Латвии. Остальное время они пребывали в одиночестве.

12. Сицилианские свекры
Родители нового мужа Александры принадлежали к старой палермитанской аристократии. Князь Джулио-Мария Томази (1868-1934), 11-й герцог Пальма, 10-й князь Лампедуза, барон Мотекьяро, барон делла Торретта, испанский град 1-го класса, и Беатриче, урожденной Мастроджованни-Таска-э-Филанджери-ди-Кутó (1870-1946). Их первенец, княжна Стефания родилась в 1894 г., но скончалась в 3-летнем возрасте. В 1896 г. родился второй – и последний – ребенок – князь Джузеппе.
Джулио-Мария всего лишь полтора года играл для Александры роль свекра – в 1934 г. он скончался. Много важнее – как и в целом для итальянской культуры – была роль свекрови, княгини Беатриче (семейное прозвание – Бона). К моменту брака их сына дела рода Лампедуза уже были в упадке: с 1931 г. князьям пришлось сдавать в наем часть их родового палаццо (не поэтому ли в письме к родителям после тайного брака с Александрой Джузеппе подчеркивал, что она «богата»).
Холодные, поначалу, отношения между свекровью и невесткой затрудняли сицилианскую жизнь Александры. Как представляется, овдовев, Беатриче уделяла больше внимания своей невестке.
Во время войны Беатриче жила большей частью в курортном Капо-д’Орландо; вернувшись при американцах в Палаццо Лампедуза, она в нем и скончалась 17 октября 1946 г.

13. «Эпистолярный брак»
Отношения со свекрами у Александры складывались трудно, и уже весной 1933 г. она возвращается в свой балтийский замок. Большие хронологические пространство, занимаемые супругами в разных географических местах, породили массу писем. Это позволило Джоаккино Ланца-Томази назвать брак Джузеппе и Александры «эпистолярным» — «un matrimonio epistolare» . Они переписывались – почти двадцать лет! — по-французски, причем тут «образованность русской аристократии намного превосходило образованность сицилианской» . Темы – друзья, здоровье, погода, собаки, дома, налоги (любовные письма относятся исключительно к периоду жениховства, к весне 1932 г.). Деликатно просил на манкировать Сицилией. Несколько писем показывают различия….
Много места в письмах – собака. Свою собаку называют по-русски Краб – возможно, из-за кривых лап («клешней») – однако у Шекспира два веронца тоже Краб? .
К мужу обращалась уменьшительно Мими
Одно из интереснейших писем отослано из Стомерзее в 1937 г.
Эпистолярный период брака продолжался до зимы 1942 г. – когда Красная армия стала вновь продвигаться к Латвии и Александре пришлось навсегда оставить Стомерзее.

14. «Комплекс Эдипа»
Главной страстью Александры стало учение Фрейда, с которым она познакомилась, вероятно, через венские контакты матери. В начале 20-х гг., уже латвийской гражданкой, она отправилась в Берлин, в институт психоанализа, которым тогда руководил Карл Абрахам. В Берлине – через друга семьи Феликса Бёма, тоже фрейдиста – она познакомилась с ведущими психоаналитиками, Гансом Либерманом, Максом Эйтингеном и проч. Проводила она немало времени и в Вене и вроде бы встречалась с «самим» Фрейдом. Ее увлечение фрейдизмом совпадало с неким идеалистическим народничеством, свойственным лучшим представителям российской аристократии. Позднее ее второй муж писал своей матери: «[Лиси] величественна и смиренна, нетерпима и сострадательна… ее славянская часть крови кипит, бросает ее на помощь страждущим и униженным, бедным» .
К 1937 г. году относится одно особенно интересное письмо Лиси к Джузеппе, где она описывает длительный сеанс (пятичасовой!) с одной женщиной, терзаемой «боязнью смерти, манией убийства и самоубийства», которой она читала Евангелие:
После кратких слов Иисуса Христа, что ей говорю (к счастью, знаю всё это на память), вижу, как ее личико задрожало, обратилось ко мне, с умоляющими глазами, полными слез. После воскрешения Лазаря она уясняет, что может оставаться, после блудного сына верит, что у нее есть право на жизнь. Я читаю ей девять заповедей Христа, она плачет и чувствует себя возрожденной. … Что ты думаешь об этом, Мими? Не хотела бы, чтоб ты решил, что я решила заменить религией анализ! Однако не верю, чтобы пациент обязан быть русским, дабы всё это прочувствовать. Он должен быть лишь больным. Не могу представить, чтобы Фрейд, Вейсс или Сервадио читали Евангелие. А что делать с пациентами евреями, индуистами и японцами, каковых много?
Боже мой, ты не знаешь, как я устала. Этот последний подход, к которому я совсем не приучена, возбуждает все мои эмоции и крадет все мои силы. Негативная проекция продолжалось вплоть до последнего дня: она хотела и моей смерти .
В письме речь шла о русской гувернантке при замке Стомерзее, которую Александра называла «госпожой С.»: в то время, как хозяйка подвергала ее анализу, как выяснилось позднее, ее муж готовил бумаги для отправки жены в сумасшедший дом…
И в Палермо Александра нашла нескольких пациентов, согласившихся подвергнуться психоанализу, среди них – приятель Джузеппе, Пьетро-Эмануэле Сгадари ди Ло Монако, просвещенный эссеист.
Во время войны фрейдизм отошел на второй план, но сразу после ее окончания Александра занимает видное место в рядах SPI, Società Italiana di Psicoanalisi (Итальянское Общество психоанализа – куда вступила еще в 1936 г.), с штаб-квартирой в Риме. У нее устанавливаются дружеские отношения с ведущими итальянскими фрейдистами – Чезаре Музатти, Никола Перротти, Эмилио Сервадио и др.
Вне сомнения, Александра «заразила» мужа рядом фрейдианских положений, к примеру, вниманием к сновидениям. Так в одном письме к ней в Рим (от 9 дек. 1950 г.) Джузеппе подробно рассказывает об одном кошмаре: его ведут на расстрел, но он ухитряется сбежать, видит отца и шепчет ему «Передай маме, я сбежал».
В середине 50-х Александра становится вице-президентом Общества и в качестве такового в марте 1956 г. участвует в Лондоне в международных торжествах по случаю 100-летия Фрейда.
В 1980 г., в последние годы ее жизни, ее ученик Франческо Коррао учреждает в Палермо «Centro psicoanalitico» .

15. Прощание с Латвией
Александра потеряла свою родину дважды – сначала Россию, в 1917 г., утратив навсегда подданство и национальную идентичность, а затем и Латвию, гражданкой которой она стала в 1920 г.
Причем Латвию она теряла дважды. Сначала это произошло в 1939 г., когда согласно тайному сговору между советским и германским правительством маленькая и молодая республика вошла в состав СССР. (Гитлер тут даже как будто пожертвовал немцами, балтийскими, но время потом показало, что это был притворный акт.) В октябре 1939 г. Александра эвакуировалась, прибыв зимой в Палермо, после продолжительной остановки в Риме у сестры. 4 августа 1940 Латвийская республика «вошла» в состав Союза Советских Социалистических республик.
Когда летом 1941 г. прибалтийские земли были оккупированы Вермахтом и вошли в состав Третьего Рейха (но без воссоздания независимости), Александра, подданная фашистской Италии, союзницы Германии, вернулась в Латвию и осталась там почти на год. Однако жила она преимущественно в Риге: замок был разорен, латышское крестьянство бежало – в родном Стомерзее ей приходилось ночевать в палатке.
Статус Латвии зависел от исхода войны. На чьей стороне была Александра? Ясно, что не на советской. Но, думается, и на немецкий. Ее муж был антифашистом, ее кумир – евреем, а следовательно ее страсть – «еврейской выдумкой».
Практически все имущество фон Вольфов было расхищены – Александре удалось сохранить лишь несколько предметов из утраченного мира, в том числе ампирные вазы, которые она привезла в Палермо из Стомерзее в 1939 г.
Зимой 1942/43 гг. Александра навсегда покидает Латвию и Стомерзее . Летом 1943 г. на Сицилии, после жестоких бомбардировок, высаживаются союзники. Палаццо Лампедуза настолько разбит, что супруги вынуждены снять комнату в другой части города, однако для Джузеппе такая камерная жизнь, в отрыве от родни, принесла много радости. При американцах в течение более чем двух лет он возглавляет палермитанское отделение Красного Креста; вскрытые им хищения усугубили его пессимизм относительно сицилианского (и вообще человеческого) общества. В конце 1940-х он с большим энтузиазмом ремонтирует фамильный дворец Лампедуза, разбитый во время войны и частично оккупированный потерявшими кров горожанами. Среди растаявшего семейного достояния – крохи «приданного» жены, несколько серебряных предметов и две вазы.
На рубеже 40-50-х гг. Александра как будто освоилась в Палермо. У нее подолгу живут ее сестра Ольга, балтийские друзья – верная Людмила (Лила) Ильященко, ее дальний родственник Алек Болто с женою, навещает и бывший муж барон Андрей, останавливается в гостях искусствовед Бернард Беренсон, тоже выходец из российской Балтии.

16. Балтийская жена сицилийца: киноверсия
В 1950 г., когда бывшая латвийская гражданка фон Вольф укоренялась на Сицилии с шумным успехом на экраны вышел фильм Росселлини "Стромболи, земля Божья». В нем Ингрид Бергман играет литовскую дипийку (из Ковно), которая стремится уехать в Аргентину и, получив отказ, выходит замуж за сицилийа. Действие фильма происходит в 1948 году и режиссер этот год обозначает. Пишет он и в титрах, в первых кадрах, что изначально речь идет о лагере, куда собирали людей, “разбросанных войною”. Главная героиня Карин — родом из Литвы — непонятно как оказывается в конце войны в Италии. Теперь же она не хочет возвращаться в Прибалтику, принудительно ставшую советской, а желает уехать как можно дальше. К примеру – в Аргентину, которая охотно принимала дипийцев, но не всех. Одна из начальных сцен фильма – коллоквиум, как сейчас говорят, с аргентинским консулом. Интересно, что литовка Карин свой родной город называет по-славянски Ковно, а не по-литовски – Каунас. С 1940 года Литва входила в состав Советского Союза, и, в принципе, Карин могла считаться и беглой советской гражданкой. А как мы теперь знаем, по Ялтинскому договору – его секретной части – Сталин хотел обратно “предателей” из числа бывших советских граждан. Такую зачистку проводили в Западной Европе, по согласованию с союзниками-демократами, представители СМЕРШ. Конечно, вряд ли СМЕРШ стал бы заниматься девушкой из Ковно: его интересовали казаки-красновцы, власовцы и иже с ними. Но почему же Аргентина не захотела к себе красавицу Карин? Намек дает сразу представитель итальянских спецслужб, присутствующий на коллоквиуме. Он без обиняков сообщает, что девушка все врет. Правду мы узнаем уже к середине фильма: литовка рассказывает итальянскому священнику о том, что была любовницей немецкого офицера. А прежде аргентинскому консулу она утверждала, что якобы за ней охотилось Гестапо. Собственно вся кинодрама у Росселлини исходит из этой эмигрантской трагедии – невозможности вернуться домой и желания уехать как можно дальше. В итоге Карин принимает предложение о замужестве со стороны итальянского охранника лагеря, паренька с неведомого острова Стромболи. Далее следует развернутый кинорассказ о конфликте архаичных островитян с эмансипированной чужестранкой.

17. «Il Gattopardo»
В 1955 г. у Джузеппе окончательно созрела мысль написать роман, взяв его протагонистом прадеда, эксцентричного князя-астронома, любознательного и деятельного. Название романа вне сомнения перешло из родового герба Лампедузы, как некий тотем, он же «образ» и самого героя, законным образом перешедший затем и на писателя.
В 1957 г. он переписывает роман в последний раз – эта версия считается окончательной. В том же году обнаружились признаки тяжкой болезни, вместе с Александрой он едет в Рим, в последний раз. Врачи признают его уже не подлежащим операции. Джузеппе пишет много писем, в особенности сотрудникам издательств, которые отказывают в публикации романа. 23 июля 1957 г. он умирает в доме свояченицы Ольги. Похоронен в родовом склепе на знаменитом кладбище капуцинов в Палермо.
На русский язык роман переводился дважды, с изменением названия с «Леопарда» на «Гепард». В предисловии к новому переводу Е. Солонович пишет:
В далеком 1961 году Издательство иностранной литературы опубликовало роман Джузеппе Томази ди Лампедуза «Леопард». Помню недоумение коллег-итальянистов (и свое собственное) по поводу заглавия, которое книга получила в русском переводе. Почему «Леопард», когда автор назвал свое сочинение «Gattopardo» [итал.: «гепард»]? Этот вопрос, увидев книгу, я задал ее переводчику Г.С. Брейтбурду открывшему имя итальянского писателя огромной читательской аудитории, какой была тогда многонациональная страна, занимавшая одну шестую часть мира. «А многим ли известно, что такое «гепард»?» — услышал я в ответ .
Однако «Gattopardo» — это совсем не «гепард», для которого в итальянском языке существует свое слово «ghepardo». «Gattopardo» — это сервал, или оцелот, совсем уж мало известные широкой публике особи. По смыслу «леопард», вне сомнения, точнее, и в англоязычным мире и сам роман давно переводится исключительно как Leopard, так же как и его автор получил эпитет «последнего леопарда» (The Last Leopard). Вместе с тем, новые переводы зарубежной классики нужны, тем более, что современная переводчица, с солидным стажем, Е.Б. Дмитриева, взяла за основу филологически выверенный, «канонический» текст романа.

18. Приемный сын
Бездетная пара была внимательна к другим детям и подросткам. Так Джузеппе особенно выделял Джоаккино Ланца и Франческо Орландо. С Ланца он ездил в Капо к родственникам, посещал с ним выставки. Для Франческо Орландо читал лекции по английской литературе, и, возможно, увлек его психоанализом (но возможно, это сделала и сама Александра, устроившая в Палаццо Лампедуза приемный кабинет). В 1956 г. супруги приняли решения взять в семью приемного сына — Джоаккино Ланца, ставшего после этого обладателем двойной фамилии – Ланца-Томази.
Он родился в Риме в 1934 г., а после Второй мировой войны переехал вместе с семьей в Палермо. На рубеже 40-50-х гг. – частый гость и, юный друг Джузеппе Томази, с которым его также соединяют дальние родственные связи. Особенно близок он к писателю в последние годы его жизни. После смерти писателя Джоаккино посвятил свои усилия на изучение его творчества и жизни, но при этом нашел и свой собственный путь, став одним из крупнейших музыковедов и деятелей театрального мира, возглавляя в течении многих лет художественную часть неаполитанского театра Сан Карло. Много сил он уделил реставрации фамильного осoбняка Лампедуза в Палермо на виа Бутера, № 28.

03-11-2014