Передача на Радио Свобода 21 марта 2007 г.
http://www.svoboda.org/content/transcript/384249.html
Личностью Риккардо Гуалино мне было трудно не заинтересоваться: не случись известные события 1917 года, его имя сейчас было бы знаменитым на берегах Невы. Этот сверхдеятельный итальянец чуть менее века назад предпринял колоссальное дело – начал застраивать пустынный прежде остров Голодай, пригласив лучших архитекторов той поры. Газеты сулили этому огромному кварталу с названием «Новый Петербург», по сути дела городу-спутнику, будущее Русского Манхэттена. Но Манхэттен не вышел, и о Риккардо Гуалино в Петербурге, ставшем Ленинградом, забыли.
Гуалино — финансист, предприниматель, но и меценат, чуткий коллекционер, кинопродюсер, поэт и прозаик. Миллионером он стал в 30 лет, что в Старой Европе случается нечасто. Уроженец пьемонтского городка Бьелла, сначала скромный адвокат в Генуе, он обратил свое внимание на Восточную Европу и на Россию. С приключениями объехав Буковину, Подолье, Поволжье и Каспий, он создал компанию «Румынские леса», свою первую компанию, из многих последующих. Гуалино всегда метил высоко и пригласил в компаньоны Остина Чемберлена, в прошлом министра финансов Великобритании.
В 1908 году он купил на территории Российской империи, на Волыни, имение Листвин, в 23 тысячи гектар. Зачем ему понадобились эти гектары? А там росли дубовые леса, которые Гуалино и компаньоны принялись с энтузиазмом рубить и продавать в Европе. Так туринец сколотил свой первый капитал, быстро пущенный в оборот.
Он протянул в Листвин ветку железной дороги, построил там больницу, школу. Родившуюся тогда дочь он называет, несколько преждевременно, в честь своего русского владения, Листвина, не предполагая, что его Листвин лет через десять будет у него отобран, самым грубым образом.
Элегантный владелец фирмы «Румынские леса», продавшей леса русские, обучившись светским манерам, выстроил на вырученные деньги под Турином замок в стиле Возрождения, который декорировал картинами, предметами античного искусства. Но захолустная Волынь и имение Листвин не могли долго удержать воображение предпринимателя, и он стал все чаще и чаще поглядывать в сторону Петербурга. Поначалу он примеривал силы: его имя встречается среди основателей Итало-русской Торговой палаты в Петербург. Вскоре итальянец нашел нужное место: остров Голодай.
Этот остров, на севере Васильевского, отделенный рекой Смоленкой после революции назвали островом Декабристов: там нашли гроб с останками офицеров, вероятно, декабристами, и переименовали. В конце XIX века огромную часть Голодая купил некий Герасим Шалит, основавший Общество «Новый Петербург». Он выпустил акции, построил один дом и разорился. Фамилия Шалит, конечно, дала пищу многим зубоскальским фельетонам.
Шалит, как вспоминал в своих мемуарах Гуалино, был типом странным. Несмотря на банкротство, он не хотел продавать землю, убежденный, что рано или поздно «Новому Петербургу» быть. Итальянец пустил в ход все свое обаяние, а главное деньги, что выкупить у Шалита Голодай. Это удалось. Сам визит к Шалиту представлен следующим образом:
«Большая печь жарила в маленькой удушливой комнате. На грубо сколоченном столе валялись разные вещи: газеты и журналы, выжатые лимоны, грязные и вполне чистые чайные стаканы, сахар, какие-то фрукты. Громогласно храпел самовар.
Господин Шалит предложил мне сесть, мне подал полный стакан с чаем, прилег на хромой топчан и спросил: «Итак, вы хотите купить Голодай?», взглянув на меня живо и иронично.
Из разных источников я знал, какая у хозяина жилища дурная репутация. Знал, что с десяток других людей пытались договориться с ним о покупке и были обмануты, что в судах идет с сотню процессов из-за нанесенного им ущерба и проч. В его руках читалась ясная мысль: «Посмотрите на этого итальяшку, приехавшего в Петербург. Увидит, что за собственность он получит. Возьму, как всегда добрый залог и до свидания».
Сам дом тоже был странным. Он представлял собой деревянный барак, стоявший в центре огромного пустыря. Однако итальянец увлекся идеей и пустил в ход всё свое обаяние, а главное деньги, что выкупить у Шалита Голодай:
Ни одно другое коммерческое начинание не было для меня столь заманчивым. Создать город, воздвигнуть за несколько лет дороги, кишащие людьми, залитые светом, соорудить десятки зданий, одним словом – создать жизнь там, где прежде было безмолвие».
«Мой Эльдорадо» – так ласково называл итальянец в те годы Петербург.
Строить «Новый Петербург» стали в 1911 году. Для дела Гуалино привлек самых знаменитых зодчих – Федора Лидваля, обрусевшего шведа, и Ивана Фомина.
Их совместный проект стал гимном петербургского неоклассицизма. Архитекторы создали, на бумаге, величественный образ Северного Рима, вероятно уже 4-го Рима, раз Москва была третьим. В «Новый Петербург» предполагалось поселить полмиллиона человек.
Дело шло, как всегда у Гуалино, лихорадочно. Первым делом надо было поднять уровень почвы, подверженной затоплениям. Стали строить дома, переделывать то немногое, что досталось от Шалита.
В 1914 году в «Новый Петербург» протянули трамвайную линию. Искусствовед Георгий Лукомский, писал тогда оптимистично: «в эту чистую и светлую часть города устремятся зажиточные классы петербургского населения».
Надвигалась первая гроза – война. Одним из последних поездов – вместе с другом и земляком скульптором Пьетро Каноникой, – Гуалино уехал в Европу.
В зданиях «Нового Петербурга» – теперь переименованного в «Новый Петроград» – разместились военные госпитали. Гуалино, прекратив строительство, продолжал, однако, двигать дела. 24 октября, в день штурма Зимнего, городская Дума еще утверждала какие-то новые его чертежи и сметы.
На следующий день мир обошла новость о Советской власти, и Гуалино пришлось, не сразу, но расстаться со своим Эльдорадо. Новому Петербургу оказалось быть пусту.
Национализированные земли частично застраивал тот же Лидваль, но не докончил, уехав на родину предков. Когда двадцать лет тому назад я первый раз попал заграницу, в Швецию, мне довелось встретиться в Стокгольме с его дочерью архитектора, Ингрид Лидваль и опубликовать на русском ее воспоминания, в том числе и о работе на Голодае.
Для Риккардо Гуалино город на Неве навсегда остался как «воспоминание о неблагосклонности судьбы». Дела его пошатнулись, но Гуалино устоял. Почуяв великое будущее синтетики, он основал в Италии концерн по производству вискозы.
Либерал независимых взглядов он был неприятен пришедшему к власти Муссолини, и в 1931 году Гуалино арестовали по обвинению в финансовых махинациях. В тюрьму сажать не решились, но выслали в ссылку – на чудный остров Липари, близ северных берегов Сицилии. Там Гуалино вспомнил о своих литературных начинаниях, сочинил роман «Ураганы», написал воспоминания «Фрагменты жизни». Опубликовал все это, несмотря на статус ссыльного.
После падения фашизма он вернулся домой, продолжив свою финансовую и прочую деятельность. Особо много сил он посвятил поискам своей коллекции картин, конфискованной режимом. Собрав заново, он подарил ее родному городу, и теперь посетитель Туринской картинной галереи может осмотреть целую анфиладу с вывеской «Дарение Риккардо Гуалино». Он скончался в 1964 году во Флоренции, в преклонном возрасте.
Уже в Новом постсоветском Петербурге среди вполне советских построек на острове Декабристов в переулке Каховского, № 10, стоит неожиданно благородный дом – единственное, что осталось от мечты Гуалино.
См. также главу: РИККАРДО ГУАЛИНО – ОТ ВОЛЫНСКИХ ЛЕСОВ К «НОВОМУ ПЕТЕРБУРГУ» в книге Пьеро Кацццола, "Русский Пьемонт" / Сост., научная ред., перевод: М.Г. Талалай, М.: Старая Басманная, 2013.
04-08-2014