де Местр Ксавье

Опубл.: Пьеро Кацццола, "Русский Пьемонт" / Сост., научная ред., перевод: М.Г. Талалай, М.: Старая Басманная, 2013. 

При осмотре фамильных портретов и пейзажей, почти всех подписанных рукою их автора, Ксавье де Местра, и уже более века украшающих стены одной пьемонтской виллы[1], у меня возникла приятная возможность вновь вспомнить этого младшего из знаменитых савойских братьев и увидеть его глазами столь ему милые, особенно в юности, города – Турин и Аосту.

Очевидны первоначальные источники вдохновения Ксавье – субальпийское барокко, которое затем сменилось неоклассической сценографией северного Петрополя, места, которое сначала послужило ему политическим убежищем, а затем – «второй родиной», давшей ему и верную спутницу жизни, красавицу Софью Ивановну Загряжскую.

В 1781 г. 18-летний подданный Сардинского короля «вассал Заверио Местрэ», как он был назван в «служебном статуте»[2], добровольно записался в полк морской пехоты (Ла Марина), размещавшийся в Шамбери. С той поры Ксавье, почти в течение 20 лет, служил в этом полку, как в мирное время, пребывая в различных пьемонтских гарнизонах (Алессандрия, Экзиль, Пинероло, Турин и Аоста), так и в полевых условиях военных кампаний – в 1792 г., под командованием герцога дель Монферрато, и в 1796 г., на альпийских границах. Его карьеру нельзя назвать молниеносной – уже цитированный «служебный статут» сухо сообщает о неспешных назначениях, от кадета, в 1784 г. до старшего капитана 1797 г. Однако долгая служба под знаменами Савойской династии, отмеченная духом дисциплины и ответственности, лежала в русле семейных традиций.

Однажды, во время карнавала 1790 г. монотонная жизнь лейтенанта Ксавье де Места прервалась. После «рыцарственного» конфликта с одним военным коллегой и последовавшей за ним дуэли, инициированной и выигранной Ксавье, он попал на шесть недель ареста в крепостной карцер. Счастливым результатом вынужденного досуга стала рукопись «Voyage autour de ma chambre» [«Путешествие вокруг моей комнаты»], имевшая 42 главы – по числу дней заключения. Редактированный текст Ксавье показал своему старшему брату (первенцу среди детей и крестному отцу) Жозефу, уже завоевавшему к тому моменту литературную известность[3]. Тот, пожелавший стать и «литературным крестным» для Ксавье, подготовил повесть к печати; в апреле 1795 г. она вышла в Лозанне – с фальшивыми данными «Турин, 1794».

В 1799 г., в Праге, только что покинув любимый Турин, ускользнувший из-под короны слабовольного короля Карла-Эммануила IV и попавший в руки партии радикальных франкофилов, Ксавье стал перерабатывать текст, в итоге ставший известной книгой «Expédition nocturne autour de ma chambre» [«Ночная экспедиция вокруг моей комнаты»] (опубликована лишь в 1825 г.).

Таким образом, Турин становится урбанистическим фоном для Ксавье – и в «Voyage..», и в «Expédition…» – в два момента трудной истории города, в 1790 и 1799 гг. Однако для де Местра пьемонтская столица – это, прежде всего романтический антураж. В оранжереях прелестного парка Валентино молодой офицер добывает розу, врученную на вечернем балу мадам де Откастель (своим переменчивым характером она наносит ему сердечную рану). Любуется начинающий писатель туринскими холмами на левом берегу По. Ксавье упоминает отель «Bonne-Femme», расположенный в старом городе на улице Гуардинфанти и ветхое здание на улице «де ля Провиданс», где он вселяется в мансарду на 5-м этаже. В ночной глуши звон колоколов церкви Св. Филиппа, с которыми перекликаются колокола обители на горе Капуцинов. В эмиграции Ксавье разовьет грустные размышления, схожие с позднейшими мотивами поэзии Леопарди, о теле, как темнице души, и о пространстве и времени, как темнице человека.

Турин для литератора – не только сцена для философических наблюдений, но и место продолжительных моционов, во время которых уврачуется его оскорбленные чувства после печального конца истории с «механической голубкой», которой он посвятил столько времени. Ксавье прогуливается по еще сохранившимся крепостным стенам от Ванкильи в предместье По до Сан-Сальварио, или же вдоль портиков на пьяцце Кастелло. Бальные залы туринских дворцов контрастируют с голыми стенами его карцера, где, заметим, Ксавье не было так скучно, как среди бомонда: как и все литераторы-романтики, он был заражен сплином. Таковы диссонансы, где де Местр, духовное чадо Жан-Жака Руссо и Бернардена де Сан-Пьера, демонстрирует также и свое христианское милосердие. 

Турин порока, но и Турин добродетели предстает перед обитателем мансарды на виа «де ля Провиданс». Нас не могут не тронуть переживания писателя, когда он с риском для жизни вылезает на карниз дома, заинтригованный красивым голосом неведомой певицы-соседки, или же когда мы следуем за его фантазиями, покидающими чердачное помещение. Турин остается для де Местра также и городом «века Просвещения», где в равной мере развивалась и наука, и искусство и где царила философия терпимости и цивильного отношения – сам того не зная, литератор составит эпитафию тому веку.

Исключительно туринский характер «Путешествия…» проницательно, и не без ехидства, отметил уже Стендаль. Тексты Ксавье адекватно отражают вкусы, тенденции, чувства туринского общества – сперва умиротворенного, но затем потревоженного Французской революцией, разгоревшейся по ту сторону Альп. Эти тексты, как заметил один критик, – зеркало души под знаком фривольности и пессимизма, моды и науки, природы и человечества, войны и революции, фатальности и провидения.

Также и Аоста, где де Местру приходилось жить во время его воинской службы в 1793-1798 гг., оставалась для него дорогим сердцу местом. В самом деле, тут он сошелся с милой Марией-Дельфиной Пете, вдовой нотариуса Барилье, о которой он позднее лирично напишет. В Аосте он познакомился также с Пьетро-Бернардо Гуаско, тем прокаженным, о котором он расскажет в «Lépreux de la cité d’Aoste» [«Прокаженный из города Аоста»], опубликованном в России в 1811 г. В этой повести впечатляет контраст между образом бедняка, отверженного обществом и лишенного каких-либо радостей жизнью, и великолепной природой Валь-д’Аосты, описанной автором с энтузиазмом и торжественностью. Это и сверкающие ледники Руитора, и тенистые рощи Гран-Сан-Бернардо, причудливые вершины над долиной Реме, и лесной приют Шарвенсо, и трудолюбивая Аоста – ее пейзаж становится единственным утешением прокаженного, когда он вечерами уединяется в своей башне «Фрайёр». В идиллических описаниях Валь-д’Аосты сельский пейзаж становится сентиментальным аккордом уходящей любви, когда герой в романтическом настрое обрывает лепестки маргаритки.

Аоста, таким образом, – это определенный этап любви и страданий на преимущественно военном маршруте автора. Болезнь прокаженного де Местр соотносит со своей собственной «болезнью души» – конфликтующей и одинокой.

В начале XIX в. Ксавье де Местр уезжает в северную Россию. Его ведет туда Полярная звезда, которую он увидел в последнюю туринскую ночь, оставляя заставу Порта Палаццо: он призвал эту звезду не «покидать» его в своих жизненных странствиях. Теперь между Ксавье и его родиной лежит целый европейский континент.

Накануне отъезда он начинает свою карьеру как художник, при весьма оригинальных обстоятельствах. Нам неизвестно, где и при каких обстоятельствах он получил первые, вне сомнения, дилетантские навыки в живописи. Известно, однако, что в своем скромном солдатском ранце он носил и кисточки с красками. Когда в 1799 г. Ксавье примкнул к авангарду русской армии, гнавшей из Пьемонта оккупантов-французов, его художественные занятия заметил непосредственный начальник – генерал Багратион, пожелавший получить портрет Суворова[4].

В своем письме к сестре, графине Бутте [Buttet], Ксавье сообщал, что будучи представленный «знаменитому маршалу Суворову», заявил, что желает написать его портрет; тот ответил: «e! вien oui»[5]. В другом письме, к брату Жозефу (от 31 декабря 1799 г.), он подробнее рассказывал о сеансах Суворова:

Пять дней тому назад я прибыл в Ратисбон <…>. Я написал портрет принцессы де ля Тур, сестры королевы Прусской, по согласованию с моим генералом князем Багратионом. Сейчас я пишу великого Суворова, он дает мне сеансы, впервые в жизни[6].

В 1801 г. Ксавье объявляется в Москве, которая встречает его гостеприимно. Он живет в доме князя Гагарина, а княгиня Шаховская помогает его карьере художника[7].

Его биограф Бланк рассказывает, что, когда де Местр решил подтвердить свою отставку из сардинской армии и переход на русскую службу, его новые друзья предупредили, что эмигранту следует озаботиться о присвоении к своей фамилии титула «граф» – иначе он становился бы в России просто «господином», типа пьемонтского «монсю»[8]. Обратившись к военному министру князю Долгорукову с прошением о подтверждении перехода, он разъяснил, что является «четвертым сыном графа де Местр, бывшего президента Савойского Сената». В ответ он получил патент майора с титулованием «граф», и мало заботясь о том, как его назовут в обществе, «положил бумагу в карман». В 1802 г. он вышел в отставку и по русской службе.

Тем временем его старший брат Жозеф, тогда регент Савойской канцелярии на Сардинии получил известие о том, что Ксавье «малюет картины». Вскоре и сам Жозеф оказался в России – как чрезвычайный и полномочный посланник сардинского монарха. Поначалу между двумя братьями возникло некое напряжение: Жозеф опасался, что его высокое положение королевского дипломата вынудит Ксавье оставить неплохо начавшуюся карьеру художника (над братьями в то время тяготело несчастье их сестры, матери пяти детей, у которой конфисковали всё имущество, приведя к нищете). С другой стороны и дипломатической карьере Жозефа в Петербурге могло повредить ремесло Ксавье. В самом деле, когда Жозеф прибыл в северную столицу в мае 1803 г. – без экипажа и почти без багажа, а также без слуг, за исключением одного лакея, выполнявшего функции привратника, камердинера и многие другие, то в Петербурге, привыкшему к светским условностям, ему было непросто завоевать нужный респект.

Однако в 1805 г. адмирал Чичагов, с которым умелый Жозеф свел нужное знакомство, предложил каким-то образом помочь устройству брата-художника. Так Ксавье вновь поступил на русскую службу, переехав в Петербург и получив должность директора Морского музея[9] и библиотекаря при Главном Адмиралтействе.

Он делал медленную карьеру царского служащего, хотя его раздражали петербургские пересуды о том, что он незаконно восхитил графское звание, на которое на своей родине не имел право. Вероятно, с целью «заткнуть рот» сплетникам он попросился в действующую армию и в 1810 г. в чине полковника отправился на Кавказ, где, участвуя в операциях по усмирению горцев, был ранен и награжден орденом Св. Владимира. Довелось ему участвовать и в походе в Персию. Как русский офицер во время Отечественной войны 1812 г. он сражался под Кобриным, Городечно, Пружанами, Волковыске, а после изгнания Наполеона участвовал в преследовании французов через Польшу и Пруссию до Саксонии, участвовал в боях под Дрезденом, Лейпцигом, Люценом и Бауценом и в 1813 г. за отличие был произведен в генерал-майоры. В 1816 г. Ксавье был уволен в отставку по нездоровью, от полученных ран.

В 1813 г. в его судьбе произошел счастливый поворот – он сочетался счастливым браком с фрейлиной Софьей Загряжской. Гармония между супругами омрачалась смертью детей.

Жизнь в Петербурге протекала преимущественно в пригородном имении в Стрельне[10], где Ксавье писал свои успешные произведения и где скончался в 1852 г., почти 90-летним старцем. Через свою супругу, тетю Натальи Гончаровой он стал и «приобретенным» дядей для Пушкина, но, к сожалению, не успел познакомиться с великим поэтом, так как находился в тот момент в Италии.

Его пребывание в Италии, куда он приехал ради своих детей, хрупких здоровьем, было долгим – с 1826 по 1838 г. Оно доставило ему много радости – он побывал во многих прекрасных городах и курортах, в Пизе, Лукке, Ливорно, Неаполе, Риме. Его письма к друзьям были полны энтузиазма. Он посетил и «свой» Турин, был принят в резиденции крон-принца Карла-Альберта в Ракониджи, а также поднялся по альпийским долинам вплоть до родного Шамбери, где повстречался с многочисленными родственниками.

Произошли в Италии и две семейные трагедии: в 1830 г. в Ливорно скончалась маленькая Катенька, а в 1837 г. в Неаполе – 16-летний Артур, павший жертвой очередной эпидемии холеры. Оставшиеся бездетными граф и графиня решили вернуться в Россию. На пути в Петербург, в 1838 г. Ксавье заехал в Париж, где прежде никогда не был и где, к своему удивлению, был принят там как литературная знаменитость. Его тепло принял знаменитый писатель Ш.-А. Сен-Бёв, написавший очерк о биографии и творчестве де Местра-младшего[11].

Из русских повестей Ксавье наибольшей известностью пользовалась его «Молодая сибирячка» («La Jeunne Sibérienne»). История эта невымышленная: литератора заинтересовала судьба девушки Прасковьи Луполовой, пришедшей в начале XIX в. пешком из сибирского селения Ишима в Петербург просить императора Александра I помиловать сосланного отца. Подвиг дочерней любви увенчался триумфом и слава о ней разнеслась по всей Европе.

Тяжелый путь из Ишима в Петербург подорвал здоровье Параши. Она постриглась в монахини и в 1809 г. в возрасте 25 лет умерла в Новгородском Десятинном монастыре. В начале XX в. ее хотели было канонизировать, но после 1917 г. память о Прасковье Луполовой стерлась[12]. О Параше, еще при ее жизни, написала, но в весьма вольной форме французская писательница мадам Коттен (Cottin) – Ксавье в противовес повести Коттен, возмутившей саму героиню концовкой с замужеством, в то время как она дала монашеский обет, пожелал как можно реалистичнее дать образ Параши. Вероятно, этот образ любящей дочери, пришедшей с челобитной к царскому двору, повлиял на фигуру Маши Мироновой, пушкинской «Капитанской дочки»[13].

Другая типично русская тема – «Кавказские пленники» («Les prisonniers du Caucase»), где речь идет о войне с чеченцами[14].

Плен и темница – сюжет стихотворения де Местра «Пленник и бабочка». Оно так понравилось Жуковскому, что тот перевел его на русский, причем так успешно, что тот стал считаться автором.

В конце концов, пройдя русским «маршрутом», Ксавье де Местр закончил свое экзистенциальное «путешествие по комнате».

 

Приложение

УЗНИК К МОТЫЛЬКУ, ВЛЕТЕВШЕМУ В ЕГО ТЕМНИЦУ

               Откуда ты, эфира житель? / Скажи, нежданный гость небес, / Какой зефир тебя занес / В мою печальную обитель? / Увы! денницы милый свет / До сводов сих не достигает; / В сей бездне ужас обитает; / Веселья здесь и следу нет. // Сколь сладостно твое явленье! / Знать, милый гость мой, с высоты / Страдальца вздох услышал ты – / Тебя примчало сожаленье; / Увы! убитая тоской / Душа весь мир в тебе узрела, / Надежда ясная влетела / В темницу к узнику с тобой. // <…> Лети ж, лети к свободе в поле; / Оставь сей бездны глубину; / Спеши прожить твою весну – / Другой весны не будет боле; / Спеши, творения краса! /Тебя зовут луга шелковы: / Там прихоти – твои оковы; / Твоя темница – небеса. / Будь весел, гость мой легкокрылый, / Резвяся в поле по цветам… / Быть может, двух младенцев там / Ты встретишь с матерью унылой. / Ах! если б мог ты усладить / Их муку радости словами; / Сказать: он жив! он дышит вами! / Но… ты не можешь говорить. // <…> Падут железные затворы – / Детей, супругу, небеса, / Родимый край, холмы, леса /Опять мои увидят взоры… / Но что?.. я цепью загремел; / Сокрылся призрак-обольститель… / Вспорхнул эфирный посетитель… / Постой!.. но он уж улетел.

В. Жуковский (1813 г.),

переложение с Ксавье де Местра

Примечания

[1] Мне довелось посетить, вместе с моим ныне покойным другом, искусствоведом Ренцо Гуаско, жилище потомков Жозефа де Местра, расположенное под Турином, в местечке Борго Карналезе близ Вилластеллоне. Их вилла, в неоклассическом стиле XVIII в., содержит ценные картины, мебель, серебро и проч., в т.ч. дары царя Александра I Жозефу де Местру, когда тот в 1817 г. закончил свою дипломатическую службу в Петербурге. Среди ныне здравствующих де Местров известен гравер Ксавье де Местр.

30-07-2014