Мадлен Белланди. Воспоминания о жизни (Пред. и публ. М.Талалая) // Проблемы истории Русского зарубежья. Материалы и исследования. Вып.2. М. Наука, 2009. С.376-384.
Представляем отрывки из неопубликованных мемуаров «Ricordi di vita», продиктованных в течении 2002-2003 гг. флорентийкой эстонского происхождения Мадлен Белланди (Madelene Bellandi), урожденной Гирш. Ей в тот момент исполнилось 93 года, хороший возраст, дабы рассказать современникам о русской революции, итальянском фашизме и двух мировых войнах.
…Мать мемуаристки, француженка, при выходе замуж за эстонца Мартина Гирша, поставила одно условие – «жить в столице» — не в Таллине, конечно, а в Петербурге. Что и было исполнено, но когда столица бывшей империи переехала в Москву, а «белый» Петербург стал «красным» Петроградом, Гирши вернулись в Эстонию, а Мадлен вышла замуж за итальянца, кадрового офицер.
Для отечественного читателя преимущественный интерес представляют первые главы ее мемуаров – о Ревеле-Таллине, о дореволюционном Петербурге, где брат ее деда, Густав Гирш, дослужился до положения придворного медика Александра III, а также глава о сотрудничестве Мадлен Белланди во время Второй мировой войны с беглыми советскими военнопленными, примкнувшими к партизанам .
Устные воспоминания Мадлен, которую все знакомые прозывают Маммоной, набраны ее приятельницей на компьютере и распечатаны тиражом в несколько десятков экземпляров. По одному экземпляру машинописи депонировано в Национальной библиотеке Флоренции и в Посольстве Эстонии в Италии.
М.Т.
1.
В царской России
Я родилась в Эстонии, далеком краю бывшей царской России. В те давние времена мой город назывался Ревель. Это был важный порт, особенно военный. Я родилась по старому русскому календарю 16 октября 1909 года, что соответствует 29 октября по григорианскому календарю. <…>
Помню, что наша семья снимала дом на берегу залива, напротив города. Окна выходили на море, и вдалеке виднелись башни и колокольни Ревеля. Однажды летом, когда я играла с гувернанткой и младшим братом, послышались пушечные залпы. Мы подбежали к окнам и увидели эскадру военных кораблей с развевающимися праздничными флагами, один за другим вступавшими в порт, а залпы пушек были приветствием. Позже я узнала, что это было прибытие президента Франции Пуанкаре с официальным визитом к царю, то есть шел 1913 год. <…>
После обеда мой отец принимал клиентов, и мы должны были находиться в своих комнатах. К нам в это время приходила учительница русского языка. Таким образом, еще до того, как мы научились читать и писать, мы говорили на эстонском, немецком и русском языках, как почти все дети в Эстонии, потому что всегда были люди, говорившие на этих языках. <…>
Помню, как в 1914 году, когда началась война с Германией, мы должны были соблюдать затемнение, чтобы не было видно света в окнах. И как только зажигались керосиновые лампы, плотно закрывались все шторы, так как в северных странах нет жалюзи и ставней. Шторы тяжелые, иногда двойные, закрывавшие довольно хорошо, но все же недостаточно, особенно в летнее время и как в данном случае, чтобы позволить затемнение. Нам, детям, говорили: « Не трогайте шторы, а то патрульные выстрелят в окно.» <…>
Во время войны с Германией престижные немецкие школы в городе были закрыты. Однако, существовали частные группы, где учителя собирали детей и преподавали по-прежнему на немецком языке. Мои родители водили меня и моего брата, Жожо (от французского Жорж), в группу к одной мадам. Детей в группе было семь, все девочки моего возраста, только одна была старше. Жожо был единственным мальчиком. Шла зима 1918 года, первая зима после революции. У нас была русская гувернантка, сопровождавшая нас на уроки, которые проходили на квартире преподавательницы. Мы должны были идти перед Офицерским Домом, где находился Военный Совет, сформировавшийся после революции, и было страшновато проходить здесь, но наша гувернантка начинала заговаривать с патрульными, и мы спокойно шли дальше. <…>
Моя мама родилась во Франции, ее отец, Анри Сьеже, был преподавателем французского языка. Чтобы помогать семье, дети тоже давали уроки французского языка. Моя мама Анриетта, вторая дочь, давала уроки в семье адвоката Поска. Он был другом адвоката Мартина Гирша, моего отца.
Бдудущий мой отец полюбил преподавательницу французского языка, она ответила ему взаимностью, и вскоре он женился на ней (еще и потому, что она не была слишком уж молоденькой, ей было двадцать шесть лет, для того времени она уже считалась старой девой). Таким образом Анриетта Сьеже стала женой весьма известного адвоката.
Мой отец был блестящим адвокатом, и ни разу не проиграл ни один процесс. Работал он очень много, еще и потому, что после женитьбы хотел заработать хорошее состояние, чтобы жить спокойно на ренту и, возможно, переселиться в Петербург, чему была бы очень рада моя мама, придерживающаяся монархических взглядов и любившая быть в курсе придворной жизни. Ей не нравилась жизнь нашего провинциального города; она мечтала переехать в Петербург, и отец обещал ей осуществить ее мечту.
Отец происходил из интеллигенции; несколько поколений члены его семьи были врачами царской семьи. История эта началась во время Николая I, в первой половине XIX века. Первым придворным врачом в нашей семье был дядя Филипп Карелл, большой портрет которого в форме генерала лейб-медика, хранится по сей день в моей семье. Он стал первым эстонцем, допущенным в университет в Дорпате, современный Тарту (эстонцы считались исключительно крестьянским народом).
Филипп Карелл, сын голландки и эстонца, жил в семье землевладельцев, в которую его мать привнесла искусство делать сыры, и, таким образом, он считался почти на уровне высшего общества. Был допущен в университет, стал врачом, и сделал блестящую карьеру, достигнув положения медика царя Николая I, а затем царя Александра II. Когда Александр II был убит, его жена уехала во Францию, в Ниццу, в то время принадлежавшей итальянскому Пьемонте, и мой дядя последовал за ней. В мемуарах дяди Филиппа был описан переход Ниццы от Пьемонтского королевства к Франции, и было очень интересно читать описание этого события. К сожалению, дневник дяди Филиппа утерян во время последней войны, но я помню многие эпизоды.
Филипп Карелл был бездетным, и он обратился к своему племяннику Густаву Гиршу, сыну сестры, вышедшей замуж за некоего Гирша и имевшей многих детей. И этот сын Густав стал медиком царя Александра III, а затем царя Николая II. Густав Гирш был братом моего деда. У нас на террасе находится его мраморный бюст работы неизвестного русского скульптора. У дяди Густава тоже не было сыновей, и он искал кого-нибудь из родственников, кто мог бы продолжить его карьеру. Он думал о старшем сыне своего брата Юлиуса, моего деда. Его звали Мартин, и это был мой отец.
Мой дед был управляющим огромных владений князя Волконского, жившего все время в Эстонии, в замке Фалл, и рядом с замком в небольшой деревне находился дом моего деда.
В школьные годы моего отца посылали в город, в какую-нибудь семью на содержание. А лето он проводил в деревне, и очень любил скакать на лошади вместе со старшим сыном князя Волконского и деревенскими мальчишками. Лошади, естественно, были без седел, и они развлекались, изобретая различные игры на ловкость, например, прыгнуть с крупа одной лошади на другой. Одна из самых опасных игр заключалась в том, что надо было лечь на крупы двух или трех лошадей, скакавших рядом. Очень опасная игра, однако, мальчишки никогда не думают об опасности. Мой отец говорил, что эта привычка проводить с детства все лето верхом на коне, повредила нормальному развитию ног – сидя он казался великаном, но когда вставал, то рост его был только метр и восемьдесят пять сантиметров, что в северных странах считается средним ростом.
Когда мой отец закончил гимназию, семья (особенно дядя Густав) хотела, чтобы он посвятил себя медицине, и затем занял его должность придворного врача. Однако мой отец не был согласен, это был бунтарь, уже подружившийся с людьми, готовившими революцию. Он отказался изучать медицину и отправился в Петербург изучать юриспруденцию. За это ему уменьшили деньги на расходы по обучению, и чтобы содержать себя в Университете, он писал различные статьи, а также получал стипендию. Мой отец сделал университетскую карьеру как бедный студент, однако, его часто приглашали во дворцы, и даже в царское окружение, так как он был выходцем из видной семьи. Лето он проводил в Царском Селе, куда выезжал весь императорский двор, и там тоже он давал уроки ради зароботка.
Сначала он стал судьей, но эта профессия ему не нравилась, и он стал адвокатом. Открыл адвокатскую контору в Ревеле, своем родном городе, и стал знаменитым, так как был блестящим специалистом (его друг и коллега, адвокат Поска, познакомил его с моей матерью, о чем я уже говорила). Оба они были приверженцами конституции, и когда Эстония стала независимой страной, то вместе с другими юристами написали текст Крнституции страны, считавшейся лучшей в мире республиканской конституцией, которую рассматривали даже в Советском Союзе, но где она не была принята, так как у власти была Коммунистическая партия. <…>
2.
Итальянское Сопротивление
В октябре 1943 года мы переехали в Питильяно, где прожили десять непростых месяцев, так как шла война. Три раза нам пришлось менять квартиры, ибо нас выставляли вон. Нас много проверяли и подозревали неизвестно в чем. Сразу после прибытия в Питильяно, мой муж принялся организовывать солдат, оставшихся там. В основном, это были сицилийцы, которые не могли вернуться домой из-за линии фронта. И таким образом мы стали первыми группами, называвшиеся в то время «Бадольяни», по имени генерала Бадольо, ставшего во главе правительства. К сожалению, король и члены правительства оставили Рим, и и вся страна находилась на грани распада.
В то время нас еще не называли партизанами. Партизанами нас позже стали называть немцы. На дороге Аурелия, гду контролировались все выходы, ведшие вглубь страны, были установлены дорожные знаки Achtung Partisanen. Военным было опасно передвигаться по этим дорогам. Мы не вели непосредственно войну с немцами, так как были слишком малочисленны. Мы должны были готовиться оказать сопротивление немцким войскам, если они оставили бы юг и центр, отступая на север: должны были бы взрывать мосты, устанавливать противотанковые заграждения на внутренних дорогах. Среди нас были также и русские пленные, сбежавшие их итальянских тюрем. С ними разговаривала я, знавшая русский язык. И таким образом я тоже оказалась участницей Сопротивления.
Однако немцы, а также и [фашистская] милиция, в конце концов, начали подозревать моего мужа в том, что он руководил подразделением военных. Его палатка находился в роще Амона. Я же с детьми оставалась в Питильяно, и когда нам необходимо было встретиться, я отправляла к нему посыльных, он приходил ночью, и мы обсуждали наши действия и планы.
Наш район являлся частью провинций Гроссето, Витербо и Сиена. Ближе к морю находилось Морское Финансовое подразделение, сотрудничавшее с нами. От него мы получали информацию. На острове Больсена находилась группа авиационных техников, занимавшихся расшифровкой секретных сообщений. Таким образом, мы были всегда хорошо информированы.
Находившиеся среди нас русские саперы хорошо разбирались во взрывчатых веществах. Минировать мосты ходили они, к тому же привыкшие к холоду, и даже зимой ныряли в ледяную воду, чтобы заложить бомбы под мост. Когда немецкие часовые видели действия русских, то они удирали со всех ног, чтобы не попасть под взрыв.
Нам помогали также итальянские офицеры, находившиеся здесь. Один из них, лейтенант подразделения по снабжению, по профессии преподаватель итальянского языка и литературы, был принят на работу в среднюю школу в Питильяно, и одновременно продолжал оказывать поддержку партизанским группам.
Фашистская полиция и милиция догадывались о существовании партизанского движения. Однажды унтерофицер карабинеров явился в наш дом, и меня увели как заложницу, так как они думали, что для моего освобождения явится мой муж, за которым давно охотились. Меня привезли в полицейское управление в Гроссето. К счастью, начальник полиции был человек, который вел двойную игру. Он делал вид, что работает на фашистов, но в то же время он помогал нам. В конце концов ему удалось освободить меня, при этом он повторял: « Да разве можно арестовать бедную женщину с тремя маленькими детьми, на кого оставить детей?» И в тот же день к вечеру, меня привезли домой. <…>
3.
После войны
Война в Италии закончилась 25 апреля 1945 года. Итальянская армия больше не существовала, и мой муж, офицер высшего эшелона, вышел в отставку. Пенсия в те времена была очень маленькой, поэтому мы испытывали финансовые затруднения, и мой супруг, к своему большому огорчению, был вынужден продать некоторые самые замечательные марки из своей коллекции. Он безуспешно пытался найти какое-нибудь занятие, чтобы улучшить наше положение, но для человека, бывшего всю жизнь военным, было трудно найти работу в гражданской администрации, и ему ничего не удалось найти. К тому же, это было время, когда процветал черный рынок и незаконные махинаци, потому что вся экономическая система находилась в глубоком кризисе.
Царил хаос, и невозможно было нормальным образом осуществлять какую-либо деятельность. Многие предприниматели начали тогда вновь заниматься развитием и улучшением своих преприятий, но понадобился план Маршалла, чтобы вывести экономику из кризиса, и прийти в 1960-е годы к знаменитому экономическому буму в Италии. В доме моих родителй жила несколько лет одна русская женщина, которую мы звали «няня» (Gnagna). Она готовила еду и убирала дом в ожидании возможности поехать в Америку, куда уже уехали друзья моих родителей с визой Эстонии. «Няня», ожидая свою визу, осталась в доме, когда мы переехали после смерти моей мамы. Она была очень симпатичной женщиной и готовила своеобразную еду. Моя дочь Ромола узнала от нее некоторые русские рецепты приготовления блюд, и умеет готовить их даже спустя многие годы. <…>
Оставшись с 1954 г. вдовой, я стала жить с Ромолой, которая заботится обо мне. Я много времени провожу дома, занимаюсь шитьем, насколько мне это еще удается с моим, очень плохим зрением — веду спокойную жизнь старушки. У меня нет финансовых проблем, да и здоровье вполне хорошее. Надеюсь прожить так еще несколько лет. На этом я и заканчиваю рассказ о своей жизни, долгой и полной приключений. Мне остается только довольствоваться спокойной старостью.
Перевод с итал. Веры Тарасенковой
Полный текст см. в итальянской части
PS Краевед из Таллина Юрий Мальцев нашел метрики о рождении автора мемуаров:
Отец Мartin Johannes Hirsch, присяжный поверенный, мать Jeanne Margeruite (Анриетте, видимо, имя домашнее) Sieger, сама — Магдалена родилась в Ревеле, крещена в лютеранстве в Николаевской немецкой, купеческо-ремесленнической по приходу церкви (т.н.Нигулисте).
05-07-2014