Бакунин, Михаил

Итальянская линия Михаила Бакунина продолжилась в судьбе гениального математика Ренато Каччопполи.

Небольшое эссе о нем написал Антонио Наполитано (скончавшийся в 2014 г.), муж Марины Юрьевны Дориомедовой. Редактируя его текст, я увлекся и кое-что своевольно дописал, на что на меня — справедливо — рассердилась Марина Юрьевна, решившая даже не показывать Антонио публикацию (вышла в сб. "Русские в Италии: Культурное наследие эмиграции", М., 2006).

***

После продолжительного молчания, наступившего после самоубийства гениального неаполитанского математика, с русскими корнями, Ренато Каччопполи (иначе Каччиопполи, иногда Каччополи, Качополи и проч.; согласно полушутливому афоризму русских специалистов, «фамилию Каччопполи пишут по-разному, но в матанализе принято так». – прим. ред.), в последние годы стали появляться различные очерки и издания. Начало общественному интересу к его личности положил П.А. Тома в книге «Renato Caccioppoli. L’enigma» («Ренато Каччопполи: загадка», 1992 г.). Одновременно вышел превосходный фильм Марио Мартоне «Смерть неаполитанского математика», сосредоточенный на последних днях его жизни. Всплеском новых публикаций послужило 100-летие со дня рождения Каччопполи, отмеченное в 2004 г.

Важно, что в последних исследованиях реконструируется не только биография Каччопполи, но и политико-культурный климат послевоенного Неаполя, где тот являлся одним из главных действующих лиц — против собственной воли, будучи необычайно скромным от природы. Однако несмотря на скромность, он славился разными качествами, в т.ч. — своей эксцентричностью, которая (как было понятно немногим) происходила от твердо сделанного выбора ценностей, не совпадавших с общепринятыми. Похоже, что и особое родословие Каччопполи – его дед, по материнской линии, был никто иной, как знаменитый революционер Михаил Бакунин – предопределило ему миссию непризнанного «пророка на отчизне».

…Бакунин, в своих странствиях по Европе, несколько лет провел в Неаполе, распространяя и тут, через журнал «La Situazione» свои утопические учения полного эгалитаризма. В Италии осталась жить его вдова. Тень прославленного деда, несомненно, витала во время семейных дискуссий на Вилле Каччопполи в Каподимонте, элитарном пригороде Неаполя, где тон задавали неразлучные сестры Бакунины – София (мать Ренато) и Мария. [Cогласно данным муниципальных метрических книг (anagrafe) г. Неаполя: София Михайловна, дочь «Микеле» Бакунина и Антонины Квятковской, во втором браке Гамбуцци, родилась в Швейцарии, замужем за (хирургом) Джузеппе Каччопполи, домохозяйка, проживала на viale Calascione, № 16, скончалась 29.02.1956 г., в возрасте 86 лет; Мария Михайловна, род. в Краснодаре 2.02.1873 г. от тех же родителей, университетский профессор, замужем за Тодаро-Агостино Ольяроло, проживала на via Mezzacanone, № 16, скончалась 17.04.1960. – прим. ред.]

Все сходились на том, что Ренато, появившийся на свет 20 января 1904 г., унаследовал нечто беспокойно-славянское: он с детства фрондерствовал и азартно пускался в непрерывные споры. С возрастом оппозиционность усиливалась, и это более чем понятно – годы его молодости и ранней зрелости пришлись на режим Муссолини. Расскажем один эпизод, хорошо дающий понять его своеобразную манеру сопротивления удушливой диктатуре. Когда фашистский министр культуры громогласно объявил, что итальянскому мужчине «не подобает прогуливаться с собачкой», математик вышел в город, прогуливая на поводке… петуха. А в один майский вечер 1938 г., когда Неаполь «удостоился» государственного визита Гитлера в сопровождении Муссолини, в пивной «Löwenbrau» на пьяцце дель Муничипио Ренато Каччополи и Сара Манкузо (тогда они еще не были женаты) в ответ на гимны «чернорубашечников» спели «Марсельезу», особенно напирая на слово «liberté». Затем математик, усевшийся за рояль тапера, прочитал перед остолбеневшей публикой небольшую речь о смысле этой музыки и стихов. В результате его посадили в тюрьму, откуда выпустили лишь после вмешательства сестер Бакуниных. Однако компромисс, на который пошла София Михайловна, оказался для него тяжелее собственно заключения: она письменно подтверждала, что сын стал жертвой припадка безумия и просила перевести его в психиатрическую больницу. Заявление Бакуниной стало причиной душевной травмы, залечить которую Каччополи так и не смог, как и не смог простить этот поступок горячо обожаемой матери.

После падения режима, с 1943 г., Ренато с успехом продолжил научную карьеру, начатую в неаполитанском университете еще в 1934 г. Он работал в области математического анализа, преподавая студентам с увлечением и серьезностью, которую многие принимали за излишнюю строгость. Его вкладу в математику, отмеченному избранием в члены-корреспонденты Национальной академии «Линчеи», посвящены многие недавние статьи. Его преподавательские афоризмы стали тиражироваться – например, о том, что «мир известных истин замкнут как сфера и каждый новый взгляд на вещи, если он глубокий, представляет собой бегство из этого закрытого мира». Однако Каччопполи удалось сделать большее: он сумел увязать, по крайней мере в своей деятельности, науки точные и гуманитарные. Свидетелем подобной связи стал и автор этих строк, который с 1947 г. имел честь посещать «Circolo napoletano del Ci¬nema» (Неаполитанский киноклуб) – одним из его основателей был и Ренато. После просмотра фильмов, обычно в кинотеатре «Alhambra» на виа Ниско он устраивал знаменитые дискуссии, где затрагивались все области культуры – поэзия, музыка, живопись. Незабываемым для всех стал показ немого фильма Дрейера «Страсти Жанны д’Арк», после которого математик вызвался исполнить на рояле его звуковое толкование, с привлечением композиций Баха. Вообще, садясь за рояль и исполняя любимую музыку (Лист, Дебюсси, Вагнер), он как-то спасительно преображался: в нотах Ренато находил решения, которые ему не могли подарить алгебраические уравнения.

Каччопполи, конечно, принадлежал к левой интеллигенции и поддерживал компартию, не будучи ее членом. Помню характерный эпизод, произвошедший в Бари, в театре Пиччини, на съезде т.н. «партизанов ради мира», пацифистского многопартийного движения антинатовского толка. Ему предложили выступить с речью, и он ее бодро начал, но вдруг, заметив на сцене открытый «Steinway», решил выразить понятие мира райскими нотами «Пасторальной симфонии» Бетховена. После первого изумления, публика стала проникаться гениальной гармонией. Номенклатура компартии посчитала, что ей «нужны эффективные ораторы, а не изысканные эстеты». Другой раз математик шокировал аппаратчиков тем, что в присутствии консула СССР громко заговорил о «циклопических идиотизмах Лысенко» и о «дураке Жданове, решившем цензурировать каждую советскую книгу». Не раз он употреблял выражение «коммунистическая церковь, исполненная догматами». Однако самый серьезный удар по его левым убеждениям нанесли венгерские события 1956 г. Этот год вообще стал фатальным для математика: умерла мать, пошатнулся брак с горячо любимой Сарой.

Парабола жизни клонилась к драматическому концу, ускоренным все растущим употреблением алкоголя. Как тонко описал в своем фильме режиссер Мартоне, математик передвигался по родному городу как в лабиринте, в сплетении тупиков, напрасно пытаясь найти ясный выход. Выстрел из пистолета 8 мая 1959 г. стал окончательной точкой этого запутанного маршрута.

«Истинный ум подобен звезде: его свет занимает так много времени, чтобы нас достичь: когда мы его осознаем, светило уже давно исчезло». Эти слова Пруста процитировал по отношению к Каччопполи его биограф П.А. Тома. Некоторое утешение нам доставляет то обстоятельство, что имя Каччопполи теперь присвоено одному из метеоритов.

Антонио Наполитано

(Неаполь),

перевод М.Ю. Дориомедовой

(Неаполь)