Русско-тосканская коммерция

Ренато Ризалити

Русско-тосканская коммерция

Опубликовано: Р. Ризалити, "Русская Тоскана", пер. и ред. М.Г. Талалая. СПб., Алетейя, 2012. С. 56-64.

Изучение экономических и торговых связей между Россией и Тосканой в XIX в. представляет больше проблем с русской стороны, нежели с итальянской[1].

Падение наполеоновской геополитической системы, после затяжных европейских войн, вызвало в 1816-1817 гг. в Великом герцогстве глубокий кризис: государству теперь нужно было перестраивать свое экономическое партнерство. Прежняя континентальная блокада заставила Тоскану ориентироваться преимущественно на Францию и Итальянское королевство[2], нанеся ущерб ее торговле с Восточным Средиземноморьем. Теперь перед лицом зернового дефицита Тоскана должна была ввозить хлеб из Египта и России, но ее маломощный флот не мог выполнять такую задачу.

Роспильози, ожидая в течении четырех месяцев возвращения на тосканский трон Фердинанда III, реставрировал было старую таможенную систему с ее тарифами. Однако Фердинанд решил «твердо следовать принципам свободы торговли, несмотря на давление определенных кругов, требовавших ограничений из-за дефицитов, возникших в 1816-1817 гг.»[3]. В самом деле, следуя этим принципам, он отменил таможенные пошлины на зерно и скот (1818), на масло, сало, жиры (1822).

Подобная политика продолжалась и после его смерти, с восшествием на престол Леопольда II, который, к тому же, оставил у власти всех прежних министров, включая и Фоссомброни, известного своей приверженностью свободному рынку. Преемник Фоссомброни, Джованни Бальдессерони (его пребывание у власти имело ряд интервалов, из-за политических причин), в своих знаменитых «Memorie» восхваляет либералистические тенденции Леопольда: «Указ сюзерена от 21 июля 1832 г. основывался на двойной концепции – отмене всех уз, связывавших промышленность и торговлю, и покровительстве и гарантиях всем тем, кто это просил»[4]. Джованни Бальдессерони далее подчеркивает все дальнейшие шаги Леопольда в этом направлении: новый трактат с Оттоманской Портой 1833 г. и торговые трактаты с другими странами, включая Россию[5]; указ от 15 ноября 1840 г., отменявший запрет на экспорт льна, шерсти и утильсырья для ткани; реформы пошлин 1838 и 1846 гг.

Экономисты, историки и политики не пришли к единому мнению по поводу причин падения цен в Тоскане, которое однако не соответствовало аналогичному падению цен на зерно, шерсть и жир, ввозимых с Юга России. По этому поводу существует дискуссия между Сизмонди и Сай, но ее рассмотрение увело бы далеко от главного нашего предмета.

В России, накануне вторжения Наполеона, шла оживленная полемика между сторонниками свободного рынка и протекционистами. К последним принадлежал и Михаил Сперанский, меры которого, пусть и несколько откорректированные, оставались в силе до 1816 г. В дальнейшем большинство дворян, нашедших своего теоретика государственности в лице Николая Карамзина, настаивало на либерализме, в то время как промышленники, большинство купцов и малая часть дворян желали сохранения протекционистских мер Сперанского, а также графа Мордвинова, виднейшего экономиста первой половины XIX века, чьи сочинения в Италии опубликовал Винченцо Монти (квинтэссенция его теорий выражена в сочинении «Некоторые соображения по предмету мануфактур в России и о тарифе», СПб., 1815). С Мордвиновым, убежденным сторонником протекционизма в отношении внешней торговли и свободного рынка для торговли внутренней, солидаризовались такие важные персоны, как Козодавлев, министр внутренних дел, и Румянцев, член Государственного совета. К триаде Мордвинов-Козодавлев-Румянцев, поведшей борьбу с либералистической группой, присоединился просвщенный купец О.Л. Свешников, опубликовавший памфлет «Рассуждение о внешней торговле», выражавший позицию купцов и фабрикантов. Он выразил и следующее мнение о либерализме: «Система свободной торговли не применима к государству, где 200 тысяч людей (дворян) имеют в свое удовольствие труд и собственность 10 миллионов других людей (крестьян)»[6].

Подобный диспут следует поместить в контекст ситуации, возникшей после решений Венского конгресса относительно свободы торговли и речной навигации и подходившей наилучшим образом интересам Британии. Сначала и Александр I действовал в таком духе: 31 марта 1816 г. были утверждены новые пошлины, нарушавшие прошлую протекционистскую политику Сперанского. При этом однако сохранялись запрещения на импорт целой серии продуктов – ткань, обувь, платки, кружева, хрусталь, шелковые изделия. На такие вещи, как батист, одежда, одеяла, ковры налагались пошлины в 25%. Какое-то время правительству удавалось успокаивать русских фабрикантов-протекционистов рядом обещаний, но в целом его лавирование не могло удовлетворить, к примеру, Пруссию, широко торговавшую с Польшей – ведь согласно Венскому конгрессу здесь должна была иметь место совершенно свободная торговля по всем рекам и каналам. Пришлось снизить пошлины на территории Царства Польского, направив их исключительно на поддержание речных маршрутов.

Внешнеполитические и прочие резоны вели Александра I и далее по либералистическому курсу: манифест 20 ноября 1819 г. приравнял пошлины внутри коренной России к тем, что действовали в Царстве Польском. Он призывал также к установлению свободной торговли между польскими территориями, отошедшими к соседним странам, Австрии и Пруссии. Согласно новому манифесту пошлины не должны были превышать 10%, а те товары, которые запрещались к ввозу в 1816 г., облагались пошлиной в 60%.

Результаты не преминули сказаться – в самых разных сферах. Вторжение иностранной продукции на русский и польский рынок сбил торговый баланс, который из актива перешел в пассив, при этом курс рубля упал. Пошла на спад и промышленность – вместо 51 сахарных заводов на 1815 г., в 1820 г. работало лишь 29. Как сообщал в конце 1821 г. в одной депеше тосканский консул в Одессе фон Том[7], российское правительство приглашало прусское для пересмотра конвенции 1818 г., однако – несмотря на личное вмешательство царя – Берлин придумывал всяческие проволочки и оттягивал любые новые решения. В итоге 22 марта 1822 г. Петербург издал новый таможенный тариф, запрещавший к ввозу более 300 видов продукции, «наносившей вред» русской экономике, и повышавший пошлины на прочие виды. Дозволенные иностранные изделия при этом делились на четыре категории – товары первой необходимости, нужные, полезные и предметы роскоши. Кроме того, вводилась таможенная граница между Россией и ее «органической» польской частью, а Одесса лишалась статуса «порто-франко»,но обзаводилась торговыми складами. Так в 1822 г. был установлен ярко выраженный протекционистский тариф, действовавший достаточно долгое время.

При министре Канкрине тариф был изменен шесть раз – в 1825, 1830, 1831, 1836, 1838 и 1841 гг. – в сторону его смягчения, благодаря росту российской промышленности. К 1850 г. из 300 запрещенных товаров осталось лишь 89, и, если в 1820 г. в России действовало 4578 фабрик с 179 700 рабочими, то в 1860 г. – 14 388 фабрик с 565 100 рабочими. С этой точки зрения тариф достиг своего результата, хотя вряд ли он смог дать какие-то преимущества российской внешней торговле, особенно в конкуренции с английской. Известно, что на Черном море огромную роль играли греческие купцы.

Что касается коммерции России и Тосканы, то следует иметь в виду, помимо международного положения и напряженности в Восточном Средиземноморье, возникший демографический взрыв в северном Причерноморье: менее чем за век численность населения тут выросла почти в 30 (!) раз. Этой проблемы касалась русская и советская историография, а на Западе – Патрисия Херлихи [Patricia Herlihy][8] и Чезаре Чано [Cesare Ciano]. Конечно, переселенцы прибывали сюда не только из внутренних частей России, но и из Восточной и Центральной Европы. Иммиграция из Италии в Новороссийский край никогда не приобрела массовых форм, но, как свидетельствовал Луиджи Серристори, языком бизнеса в Одессе в его время служил итальянский. Факт явно незаурядный, если учесть, что языком российской элиты был французский (французом был и один из основателей Одессы – герцог Ришельё), а переселенцы из Центральной Европы объяснялись между собой на немецком.

Не забудем, что торговля России и Тосканы шла почти исключительно через черноморские порты и Ливорно и следовательно – через Проливы, пребывавшие в руках турок. Существовали и другие ограничивающие моменты – перерывы в пребывании консулов в Великом герцогстве; отсутствие торговых соглашений; вспышки эпидемий и соответствующие карантины; интриги конкурирующих держав.

После бурного всплеска коммерции, основанной на экспорте русского хлеба при неурожае в Европе, наступил кризис – его вызвала греческая революция и разрыв русско-турецких отношений, а также новый протекционистский тариф 1822 г.

Фон Том пишет из Одессы 4 января 1822 г. о регрессе импорта в Россию, определяя в другой депеше, в конце того же года, положение торговли как «не блестящее». В конце 1825 г. консул сообщает: «Экспорт зерна снизился вдвое по сравнению с предыдущими годами, и импорт тоже снизился, из-за системы, покровительствующей собственным фабриками и ремеслам ради стимулирования их способностей и деятельности»[9]. Фон Том выражает мечту увидеть в одесском порту «корабли под тосканским флагом» и подтверждает получение новых инструкций для тосканских зарубежных консулов: с одной стороны, они, по его мнению, повышают престиж консулов, с другой – опутывают их ограничениями.

К сожалению, официальной статистики о навигации между Одессой и Ливорно тосканским консульством не велось, в отличие от консульства неаполитанского. До 1826 г. фон Том вообще не давал никаких статистических сведений, да и потом все его донесения отличались крайней расплывчатостью. Он даже не дает число торговых кораблей, относящихся к его компетенции. Но всё же и его донесения дают немало интересного о черноморской коммерции, напоминающей по своей структуре прибалтийскую.

Иностранным торговцам, желавшим заниматься делом, приходилось вступать в купеческие гильдии, наряду с российскими подданными, платить при этом гильдейские сборы, но и получать многие льготы, обзаводиться нужными связями и проч. Мы узнаем о составе российского экспорта – шерсть, кожа, зерно, холст, пенька – и импорта, весьма ограниченного – оливковое масло, табак, специи, лекарства, вино, сухофрукты. Фон Том пишет о росте вывоза шерсти мериноса и ввоза вина, о внедрении паровых прессов. Многим новороссийский край был обязан своему губернатору графу Воронцову, англоману и поклоннику технического прогресса.

Средиземноморскую торговлю, парализованную было русско-турецким конфликтом, разблокировал Адрианопольский мир 1829 г., согласно ряду пунктов которого черноморские торговые пути высвобождались из-под тяжкой оттоманской опеки. Так параграф 7 гласил: «Проход через пролив Константинополя [т.е. Босфор] и Дарданеллы объявляется свободным и открытым для всех торговых кораблей держав, находящихся в состоянии мира с Портой как для входа, так и для выхода с Черного моря»[10]. Первым, кто известил Флоренцию об этих новостях, стал граф Серристори, который после многолетней русской службы решил вернуться в Италию, и до поры до времени исполнял обязанности тосканского консула в Одессе. В письме от 25 сентября 1829 г. к министру иностранных дел Великого герцогства он с некоторым недоверием пишет: «Если это действительно так, то я сердечно поздравляю Ваше Сиятельство с теми преимуществами, что получает теперь морской флот и коммерция Тосканы». 14 декабря, уже из Фильине, он удовлетворенно извещает, что «получил, наконец, от его сиятельства министра иностранных дел России записку о проходе тосканского флага по Черному морю, содержание коей окончательно регулирует данный вопрос в пользу тосканских навигаторов». Позднее, в одном письме к тосканскому министру иностранных дел он несколько поправляет самого себя, предлагая подготовить «документ, согласно которому должна быть реально предоставлена свобода навигации по Черному морю судам с тосканским флагом».

Неожиданно возникло новое препятствие – отказ Турции пропускать транзитные тосканские корабли через Проливы, под тем предлогом, что согласно трактату от 1747 г. они должны плыть под австрийским флагом. Одновременно возникала целая серия проблем дипломатического, таможенного, санитарного плана. Всё же оттоманам и тосканцам удалось прийти к новому договору о мире, дружбе и торговле, подписанному 12 февраля 1833 г. и положившему конец конфликту, который парализовал торговлю не только с Турцией, но и с Россией.

Статистика, подготовленная Серристори, показывает быстрый рост числа русских кораблей в Ливорно – после Адрианопольского договора 1829 г. и тоскано-турецкого трактата 1833 г.: в 1826 г. тут побывало 12 судов; в 1831 – 47; в 1837 – 95. Начался новый цветущий период торговли, с регулярными и точными сведениями (после 1837 г.).

К тому времени тосканским консулом в Одессе стал Федор Родоканаки[11], один из самых крупных одесских купцов той эпохи – его ежегодный торговый оборот составлял больше миллиона рублей (на 1846 г.). Сообщения Родоканаки имеют совсем иной характер, нежели расплывчатые послания его коллеги Джованнетти, консула Сардинии и Лукки, или же неаполитанских дипломатов. В случае Родоканаки мы имеем дело не только лишь с блестящим представителем деловых кругов, но и с необыкновенно конкретным наблюдателем, ежедневно следящим за экономическими тенденциями, отлично представляющим, зачем ему – могучему дельцу – нужна должность консула. Когда, к примеру, Николай I выпустил манифест от 1 июля 1839 г. «Об устройстве денежной системы», он предоставляет тосканскому правительству необыкновенно точный и подробный отчет, с анализом перспектив денежной реформы, введенной министром финансов Канкриным и позволившей установить в России стабильную финансовую систему. Стабильность эта просуществовала лишь до начала Крымской войны, так как реформа Канкрина отразила господство натурального хозяйства: деньги как средство обращения тогда требовались в незначительных количествах.

Важность депеш Родоканаки состоит и в том, что они позволяют реконструировать изменения цен на основные статьи экспорта, в первую очередь – хлеб, шерсть, сало. Известны трудности, с которой столкнулась русская историография при установлении динамики цен на хлеб: М. Покровский утверждает, к примеру, что цены росли – от 18 руб. в 1836 г. до 26 руб. в 1838 г. Тосканский консул, напротив, сообщает, что цены в 1838 г. снизились до 20-22 руб. Изучение его отчетов могло выявить не только реальное ценообразование, но и рост сельского хозяйственной продукции в России и Украине.

Остается, конечно, проблема надежности данных, передаваемых иностранными консулами из Одессы (в нашем случае, тосканским консулом Родоканаки и неаполитанским консулом Дерибасом) и иногда весьма разнящимся. Вот, например, данные о приходе в одесский порт иностранных кораблей за 1841 г. Если их общее число совпадает – 586, то разной представлена их принадлежность (преимущественно английские, австрийские, сардинские). Удивляет в статистике Родоканаки и крайне низкий процент тосканских судов, по сравнению с другими итальянскими государствами: 100 сардинских, 9 неаполитанских и только два тосканских (за 1841 г.). В последующий период кораблей из Тосканы становится больше, но не намного, если учесть серьезно возросший товарооборот. О последнем можно найти точные сведения из прекрасно информированного «Giornale di Commercio del porto franco di Livorno», который стал выходить в 1844 г.[12] Газета сообщает, что в 1844 г. в Одессу пришло 920 кораблей, из которых – 174 сардинских, 38 неаполитанских и лишь три тосканских. Вот что пишет Родоканаки 4 февраля 1848 г., отчитываясь за предыдущий год: «Необыкновенное развитие коммерции экспорта натуральным образом способствовало большей деятельности навигации и, следовательно, число кораблей различных государств, посетивших этот порт, возросло – до 1619 единиц, маршрут коих включает Константинополь, Дунай, Крым, Хорватию. Это число, превосходящее все предыдущие годы, позволяет с удовлетворением доложить Вашему Сиятельству, что и корабли с Тосканским флагом в 1847 г. явились в большем числе, нежели в прошлые годы. Сие дает надежду, что Тосканский торговый флот может не только расшириться – за счет привилегий, которыми пользуется флаг нашего Августейшего Государя благодаря трактатам, заключенным с этой Империей и другими странами, но и получить те блага, коими уже пользуются другие государства». Возросшее число тосканских кораблей, о котором пишет консул, составило уже 15, но все-таки налицо – явная диспропорция, т.к. сардинских в том году прибыло 300, а неаполитанских – 118. Однако, когда радужное письмо из Одессы прибыло во Флоренцию, туда уже поступили послания из Парижа – совсем другого рода, о вспыхнувшей революции, быстро смешавшей все планы и проекты.

Следующие депеши Родоканаки касались намерений царского правительства вмешаться в европейские дела ради подавления революции, а также наступлению на Южную Россию новой эпидемии холеры. Царь, ожидавший предлога для интервенции в Европу, опасался за свое государство – антиправительственные волнения проникли даже в Молдавию и Валахию. Так устраивался двойной кордон – против холеры и против революции!

Тем временем политическое брожение в Тоскане вынудило ее правительство принять новый государственный флаг – триколор[13]. Когда же в Одессе появилась первая тосканская бригантина «I Fratelli Uniti», то царские пограничники потребовали спустить «революционный» стяг. Капитану корабля Галеацци пришлось подчиниться, несмотря на протесты вице-консула Ноццолини, обратившегося тут же за разъяснениями во Флоренцию. Вскоре, впрочем, разъяснения были получены и инцидент улажен.

Расцвет тоскано-российской торговли, продолжавшийся до 1848 г., когда он был прерван революционными событиями, базировался не только на мирной обстановке, но и на коммерческом договоре между странами, ратифицированном Нессельроде 9 апреля 1847 г. Он был подписан одновременно между Россией и рядом других государств – королевством Обеих Сицилий, Сардинией, Францией, Голландией, Турцией, Австрией. Газета «Giornale di Commercio del porto franco di Livorno» дала обстоятельную статью с разъяснениями преимуществ, получаемых Тосканой после подписания договора. Вероятно, на его положительный дух повлиял визит во Флоренцию Николая I («генерала Романова»), направлявшегося с неофициальным визитом к папе римскому в 1845 г. Россия в целом намеревалась через серию подобных договоров добиться для себя паритетных начал с другими европейскими государствами: купцы из стран, торгующих согласно заключенным трактам, должны были иметь равную юридическую ответственность, свободу перемещений, право найма складских помещений, срочной продажи товара в случае аварии и проч. Договор между Россией и Тосканой должен был действовать в течении следующих 8 лет, однако его действие, к сожалению, было сведено на нет вспыхнувшими революционными событиями.

Родоканаки меланхолично замечает в донесении 1849 г., что «навигация потерпела некоторое снижение, насчитав 913 кораблей из разных стран», хотя у него была возможность сообщить, что двумя годами ранее их было ровно в два раза больше! Консул, впрочем, в конце депеше выразил оптимизм относительно грядущего, 1850 года, который однако никак не оправдался. 19 марта 1851 г. он пишет: «Из цифр, полученных касательно экспорта и импорта, Ваше Сиятельство может узреть намного меньшее их содержание, по сравнению с предыдущими годами».

Чуть позднее, в 1852 г., составив очередной отчет, Родоканаки пишет о том, что коммерция была и не больше, и не меньше, нежели ранее, выражая надежду на ее развитие, если какие-нибудь события его «не парализуют». Такое событие, действительно, случилось, и называлось оно Крымской войной…

Война в далеком Черном море привела к важным европейским событиям – к началу Второй войны итальянцев за независимость, приведшей к объединению страны, и к падению крепостного режима в России.

Прежде чем поставить точку в этой главе, выскажем еще несколько соображений.

В первую очередь, следует подчеркнуть, что мы располагали данными о торговле Тосканы с Россией через ее черноморские порты, но не через Балтику или Русскую Америку, и поэтому не претендуем на полноту картины. А она включала в себя, понятно, не только Черное море, о чем косвенно свидетельствует и ряд обнаруженных нами документов. Почти все они касались споров между ливорнийскими купцами и купцами русскими. Например, российский купец Шарль Граммон [Grammont], торговавший товарами с Камчатки и Аляски и поставивший ливорнийской фирме «Bastogži» груз через английский корабль, потребовал его оплаты: груз оказался порченым, и ливорнийцы не хотели платить (коммерческий суд признал резоны русской стороны). Встречаются и новые имена: Департамент внешних дел, к примеру, послал в Петербург, к австрийскому послу Лебцельтерну, рекомендательное письмо о некоем флорентийском коммерсанте Карло дель Кьяро. Однако речь идет о документах разрозненных и эпизодических. Доклады и отчеты неаполитанских консулов из Петербурга, к сожалению, не включали информацию о тосканских кораблях, пребывавших в российскую столицу. Кроме того, часто тоскано-русская торговля проходила через английские руки. В целом, однако эта торговля являлась мизерной – в 1850 г. российская доля в мировой коммерции составляла 3,6 %, а все итальянские государства, вместе взятые, не поднимались в России выше 7-го места.

И последнее. В 1857 г., уже при Александре II, в Империи был введен новый таможенный тариф, который представлял собой очередной шаг в сторону снижения пошлин, шаг от протекционизма к свободной международной торговле. Однако двигатель мировой истории неумолимо вел к исчезновению Великого герцогства Тосканского с политической карты Европы. На ней появлялось нечто иное, более значительное – объединенное Итальянское государство, и именно с ним предстояло иметь дело России – в том числе и в плане торговли.

10-05-2014