Ризалити, Ренато

Ренато Ризалити у могилы Л. Толстого в Ясной Поляне, 1959 г.

Опубликовано: М. Талалай, "Флорентиец московской складки" // Час Пик, № 32 /232/, 17 авг. 1994 г. С. 14.

Во дворец Медичи, что в самом центре Флоренции, когда-то захаживали в гости к правителям Тосканы Микеланджело, Боттичелли, Донателло и прочие гении. По старинному выражению дворец был в одно и то же время «колыбелью культуры и могилой свободы». Колыбель теперь музеефицирована и, кроме постоянной экспозиции, здесь демонстрируют блестящие выставки – в прошлом году, например, Шагала и Кандинского. О могиле же вспомнилось после приглашения во дворец на презентацию книги «Агония и смерть СССР и "реального социализма"».

Ее автор – флорентийский профессор Ренато Ризалити – изучал жизнь и смерть СССР на личном опыте. В 1956 году 20-летний тосканец приехал учиться в МГУ. В Россию его привели в основном левые убеждения – на учебу он попал по «комсомольской линии».

Москва времен «оттепели» произвела на него большое впечатление.

Нужно сказать, что Ризалити – так уж сложилось его судьба – больше тяготеет к Москве, чем к Питеру. Я бы даже сказал, что он – «московской складки», крепкого вида, деловит и даже напорист. На обложку своей последней книги он, кстати, поместил «Пожар Москвы в 1812 году» – по его мнению, нынешняя столица близка к тому состоянию, когда она была «французу отдана».

После МГУ Ризалити углубляет свои русские познания, начинает сам преподавать. В 1967 году выходит его первая большая книга – о Салтыкове-Щедрине (великой «русской тройкой» он считает Толстого, Достоевского и еще не оцененного в должной мере Щедрина). Вслед выходят книги о Некрасове, Пушкине, Булгакове.

Ризалити становится одной из ведущих фигур в итальянской русистике, начинает изучать русско-итальянские связи, сам становится связным и посредником: организует встречи, поездки, семинары, публикации и даже возглавляет одну из ячеек общества «Италия – СССР». Пишет монографию «Русские во Флоренции и Тоскане» – на обложке автор соединил купол флорентийского кафедрального собора и колокольню московского Кремля.

Неожиданно политическая деятельность Ренато, в отличие от культурной, пошла на убыль. Функционерам компартии не понравилось, что историк честно говорит и пишет о том, что видит в СССР. Рассказы о болезненных симптомах «реального социализма» посчитались чуть ли не предательством. В результате Ризалити отошел от активной политики и стал «беспартийным» – возможно, на пользу культуре и науке.

О Ренато Ризалити — с академической обстоятельностью — написала его друг и моя научная руководительница Нелли Комолова. Именно он меня и познакомил с Нелли Павловной, а та пригласила меня в аспирантуру ИВИ РАН. Вот ее текст, опубликованный в качестве Введения в книге Р. Ризалити "Русская Тоскана" (СПб.: Алетейя, 2012). 

 

Профессор Ренато Ризалити – крупный итальянский историк, ординарный профессор по истории Восточной Европы при факультете литературы и философии Флорентийского университета.

Он родился 20 мая 1935 г. в городке Альяна (провинция Пистойя, Тосканской области) в семье рабочего. Как-то он мне рассказывал, что его детство прошло при фашизме – однажды родителям велели привести детей в школу в день Бефаны (6 января)[1] утром – местный чин фашистской партии должен был вручать детям подарки. Они пришли и очень долго ждали, пока тот чиновник не появился и не вручил детям рождественские пакеты. Там оказалось всего несколько конфет и печений, а он ждал этого подарка как чуда. Когда профессору стало за шестьдесят, он написал в книге «В поисках счастливой страны», что ребенком он думал: «где-то в мире есть страна, в которой все, мужчины и женщины, старики и дети живут счастливо и довольны. В самом раннем детстве я верил, что такая страна есть за Железным занавесом. Я сделал все, чтобы поехать туда и жить там»[2].

В 1956–1961 гг. Ризалити, приехав в CССР, жил в Москве и учился на историческом факультете Московского государственного университета. Об этом он написал в 1980 г. воспоминания, которые и были опубликованы в 1993 г. в книге «Агония и смерть СССР и "реального социализма"»[3]. Как помнит Ризалити, он прибыл самолетом в советскую столицу 6 февраля 1956 г. в составе группы из 13 человек. Летели через Прагу и Вильнюс. В Москве «дул холодный ветер. На пустынных улицах летали огромные хлопья снега»[4]. Запомнился Кремль и Китай-город, Арбат. Поразило, что в городе оставалось еще много деревянных домов. Мы, – вспоминает Ризалити, – образовали итальянский «коллектив», которым руководил Паоло Чофи, будущий секретарь коммунистической федерации Рима. Вместе с ним и другими итальянскими студентами Ризалити часто бывал у Джованни Джерманетто, руководителя небольшой колонии итальянских иммигрантов в Москве. Его жена – русская и у них была прекрасная дочь, тоже студентка МГУ, экономического факультета. «Мой тосканский акцент, – рассказывает Ризалити, – особенно явный, когда я декламировал Данте, послужил моему прозвищу – меня звали Тоско»[5]. В их группу входил Дино Бернардини, нынешний редактор престижного журнала «Slavia» (он еще сыграет определенную роль в жизни нашего героя). Одно время Ризалити дружил также с Витторио Страдой. Из русских студентов Ризалити выделяет Вячеслава Самаркина, историка по средневековой Италии, к сожалению рано умершего, и Любовь Александровну Котельникову[6], тоже специалистку по итальянскому Средневековью; с Котельниковой он часто встречался. Дружил Ренато также с Александром Ивановичем Строгановым, ставшим впоследствии доцентом МГУ и известным специалистом по истории Латинской Америки.

Ризалити вспоминает, что шло время после доклада Хрущева на XX съезде КПСС, где тот говорил о возможности избежать Третьей мировой войны и о приходе коммунистов к власти мирным путем, а также о конце мировой колониальной системы. Началась «оттепель», и в Москву тогда приходили итальянские газеты и журналы: он получал «L'Unità», «Rinascita», «Contemporaneo», «Società».

«Какой вывод, – пишет мемуарист, – я сделал из первых встреч с простыми советскими людьми? Было ли это социалистическое общество, о котором я мечтал? Ответ был сложным. Я не мог однозначно сказать ни "да", ни "нет". Конечно, были осуществлены определенные социальные преобразования, о которых говорили классики социализма. Но было и другое. Я не мог сказать, что это было за общество и еще теперь мне трудно дать точное определение. Может быть, это был "патерналистский социализм" или "милитаризованный социализм"?»[7].

Ризалити вспоминает Международный фестиваль молодежи в Москве в августе 1957 г. как огромное историческое событие, которое положило конец политике Холодной войны между народами: «Люди разного цвета кожи, разных языков и обычаев собрались вместе. Среди них не было ни высшей расы, ни избранного народа, ни более сильного пола. Была общая основа – человеческая»[8]. Фестиваль оказался важен для него и в личном плане – он смог обнять своего брата Бруно и двух земляков, а также других друзей и товарищей, приехавших на фестиваль из родной Альяны.

Он перечисляет преподавателей университета. Во всех важных собраниях итальянского «коллектива» участвовала доцент МГУ Каролина Франческовна Мизиано, дочь одного из основателей Итальянской компартии Франческо Мизиано; она, по мнению Ризалити, внесла «заметный вклад в развитие их "коллектива"»[9]. Вспоминает он также историка Наума Ефимовича Застенкера, семинар которого по истории утопического социализма он посещал, и Ирину Владимировну Григорьеву, итальянистку, занимавшуюся проблемами идейного наследия Антонио Грамши[10]. Экзамены Ризалити сдавал, по русской истории, И.Д. Ковальченко, ставшего в дальнейшем крупным ученым, членом-корреспондентом Академии наук, а по истории Древнего Рима – А.Г. Бокщанину. Студент слушал также спецкурс по истории Средних веков, который читала Евгения Владимировна Гутнова и посещал ее семинар о пролетаризации крестьян Англии, а также написал под ее руководством реферат о Томасе Море. «Кстати, – замечает автор, – Гутнова была племянницей Мартова»: она сказала ему об этом незадолго до своей кончины. Когда Гутнова приезжала в Италию, в Прато, на семинар Датини, Ризалити принимал ее у себя дома.

На третьем курсе началась специализация, и Ризалити выбрал «Германию». Темой его дипломной работы была «Политика Социалистической единой партии Германии по отношению к средним слоям ГДР». Защита диплома состоялась 27 июня 1961 г. и прошла успешно. Обсуждал Ризалити свой реферат в семинаре Ильи Саввича Галкина. По словам Ризалити, из «когорты старых большевиков», одно время он работал ректором Московского университета.

Вспоминает он и о группе молодых преподавателей, которые были арестованы во времена Хрущева. Фамилии их Ризалити не называет. Я же назову двоих, с которыми я когда-то училась на одном курсе: это Лев Краснопевцев и Николай Обушенков. Как пишет Ризалити, им вменялось в вину распространение подпольной литературы о том, что советское государство возникло в условиях культа Ленина и поэтому необходимо пересмотреть историю КПСС и принцип демократического централизма. Они утверждали, – пишет также Ризалити, – что поскольку колхозы возникли на основе принуждения, то для решения проблемы сельского хозяйства их надо распустить[11].

Будучи студентом, Ризалити начал подрабатывать в качестве диктора на Московском радио. Тогда он познакомился с Литли Абрамовной Лопатиной. Именно в то время она ездила в Париж и имела возможность после 26 лет разлуки обнять своего отца – зятя Германа Лопатина, «великого русского революционера XIX века»[12]. Я никогда не видела Литли Абрамовны, но в последние два года ее жизни, когда она уже не работала и круг ее общения был сужен, она как-то позвонила мне и завязалась дружба по телефону. Мы часто и подолгу беседовали на общие темы об Италии и о ее культуре – она была очень интересным и разносторонним человеком, жизнерадостным и доброжелательным.

Ризалити познакомился также с итальянскими корреспондентами, жившими тогда в Москве: Дж. Боффой, корреспондентом газеты «L'Unità», Л. Лиццадри, корреспондентом «Avanti!» и А. Ливи, представлявшем вечернюю газету «Paese sera». Большое впечатление произвела встреча с Бруно Понтекорво, известным итальянским ученым-ядерщиком, работавшим тогда в СССР – в Дубне. Он приезжал в Москву и выступал в итальянском «коллективе». Благодаря работе на радио у Ризалити появились средства – он стал ходить в театры и в консерваторию – слушал Д. Ойстраха и Э. Гилельса.

Большое впечатление произвел на Ризалити «День поэзии», отмечавшийся тогда в Москве. «Я слышал многих поэтов: Вознесенского, Евтушенко, выступавших перед огромной аудиторией». «Это был, – замечает Ризалити, – единственный феномен в мире! Я никогда ни о чем подобном не знал»[13]. Кстати, замечает автор, – годы спустя «я провел незабываемые часы с Евтушенко на Капри»[14]. «Я имел также честь принимать в своем доме Чингиза Айтматова, и опубликовал интервью с ним»[15].

«В апреле 1961 г., – вспоминает Ризалити, – я принял с большим энтузиазмом участие в чествовании Гагарина, победоносно вернувшегося из космоса. Тогда мне это казалось подтверждением окончательной победы "реального социализма". Я глубоко ошибался. Я не думал о том, какой ценой достигнут этот успех»[16].

Будучи студентом, Ризалити много ездил по советской стране: по Волге, по старой Военно-Грузинской дороге, в Тбилиси, Сухуми и на озеро Рица (на дачу, где когда-то жил Сталин), был в Крыму и на Украине. Проехал по Золотому кольцу, посмотрел старинные русские города. Огромное впечатление произвела поездка в Ясную Поляну и посещение могилы Льва Толстого[17].

В августе 1960 г. с группой студентов Ризалити ездил в Китай. «Это путешествие, – пишет он, – имело для меня большое значение – во мне произошел глубокий критический поворот в отношении реального социализма»[18].

Когда Ризалити вернулся из СССР на родину – это было 30 июня 1961 г., «экономическое чудо» преобразило вид его родины. Альяна превратилась в крупный текстильный центр с новыми улицами и домами. Выбрав работу журналиста, он стал корреспондентом газеты «L'Unità» в Пистойе.

«Одна из моих первых статей, – пишет Ризалити, – была о Коллоди». Он имеет в виду очерк «Селение Пиноккио»[19]. Замечу, что Пиноккио станет одной из его постоянных тем. Когда я с моей невесткой Л.Ф. Комоловой по приглашению Ризалити приехала в Италию, он повез нас в Коллоди и показал нам парк с удивительными скульптурами, изображающими героев сказки о Пиноккио: здесь и страна чудес, и черепаха Тортилла с золотым ключиком, и пудель Артемон, и домик Мальвины, и, конечно, сам герой – Пиноккио. Там же – детский кукольный театр, где ставят спектакли о Пиноккио.

Как рассказал нам Ризалити, существует и научный центр по изучению фортуны сказки о Пиноккио в мире, а сам он являлся действительным членом Научного совета этого центра – «экспертом по Пиноккио в России и странах Восточной Европы». Раз в году эксперты собираются на совещание и обсуждают планы изданий и конференций. Существует издательство исследований о Коллоди – «Studi Collodiani» и специальный журнал с таким же названием, где Ризалити опубликовал статью «Пиноккио в России»[20]. Другая его статья – это «Превращения Буратино А. Толстого в СССР – в театре и кино»[21]; он же опубликовал перевод своего ассистента Дж. Черрай на итальянский язык «Буратино» А. Толстого[22]. Еще одна статья Ризалити по этой тематике – «Буратино путешествует на Восток»[23].

Вскоре Ризалити переехал в ГДР, в Восточный Берлин, где поступил на работу редактором в Международную редакцию Радио-Берлин. Это было уже после 13 августа 1961 г., т.е. после возведения Берлинской стены. «Судьба европейского социализма, – пишет Ризалити, – решалась в Восточной Германии, без этой жемчужины всё ожерелье было обречено на разрыв. Жизнь в ГДР привела меня к крайне критическим выводам… небоскребы рисковали рухнуть, потому что люди больше не верили в них. Более того, то, что я искал – нового человека – я не смог там найти»[24].

Вернувшись из ГДР, Ризалити окончил филологический факультет Восточного университета в Неаполе, и с 1966 г. работал доцентом, а потом профессором по русской литературе в университете Пизы. С 1969 г. – профессор по истории Восточной Европы в университете Флоренции.

Его первая монография, о Салтыкове-Щедрине, вышла в Пизе в 1967 г. Два года спустя там же была опубликована монография о Николае Некрасове, затем – книга «Черты русского реализма» (Пиза, 1972). Другие литературоведческие труды Ризалити – «М.А. Булгаков» (Пиза, 1972)[25], «Исследования о русской литературе и русском формализме» (Пиза, 1977), «А.С. Пушкин и поэты его времени» (Пиза, 1981).

Второе направление научных изысканий Ризалити – история. По этой проблематике можно назвать его первые книги «Антифашизм и Сопротивление в Пистойе» (Пистойя, 1975) и «Проблемы итало-русских отношений и советской историографии» (Пиза, 1979).

Книга Ризалити «Антифашизм и Сопротивление в Пистойе»[26] – пример так называемой местной истории. Исследователь собрал устные рассказы участников той борьбы о событиях в городе, начиная с середины 1930-х гг., и составил из них личный архив, на который он ссылается как на «Archivio privato Risaliti». Автор показывает участие в движении различных политических сил, особенно выделяя сторонников Партии действия. Прослеживая генезис движения, он отмечает также значение доминиканского монастыря и падре Антонио Д’Акилле (партизанская кличка «Angelo» – Анджело, но также и «ангел»), который был связан с Джорджо Ла Пирой и молодым Буфалини.

После краха Муссолини в период правления Бадольо, в Пистойе удалось организовать зародыш местного комитета Национального освобождения, куда вошли представители разных политических сил, кроме социалистов, которые тогда в Пистойе еще не имели своей организации. Автор констатирует возрастающую военно-политическую гегемонию коммунистов в партизанском движении провинции (с. 44) и пишет об участии в нем русских, бежавших из немецких лагерей и скрывавшихся в тосканских лесах (с. 111).

Ризалити отмечает, что Пистойя (как и Флоренция и крупные города Севера), была освобождена преимущественно силами партизан. Это произошло 8 сентября 1944 г. В освобождении участвовало около 800 партизан (с. 58).

«Особенность освобождения Пистойи заключалась в том, что здесь не было и не могло быть вооруженного восстания горожан, поскольку население почти полностью оставило город. Однако утром 9 сентября жители города уже праздновали освобождение и чествовали своих героев и руководителей антифашистских партий» (с. 59). Автор называет имена героев, освободивших город, в том числе командира Аттилио Чиантелли (с. 58), с которым он меня познакомил, когда я в 1997 г. приезжала в Пистойю. В III части книги Ризалити перечисляет имена всех участников освобождения провинции Пистойя, называет в какие отряды они входили, откуда родом и в какой период были в составе партизан и в освобождении каких городов или местечек участвовали.

 

*

 

Ризалити – неутомимый путешественник. В книге «В поисках счастливой страны» он сообщает, что в 1992–1998 гг. совершил ряд путешествий по странам пяти континентов, которые он тщательно выбирал. Критерием выбора был поиск «счастливой страны»[27]. Очерки об этих путешествиях были опубликованы в разных журналах: «Vita Sociale», «Koinonia», «Religioni e società». Затем они были объединены автором в одной книге, где есть разделы: Европа, Африка, Азия, Новый свет (Мексика, Бразилия) – всего описано 16 стран[28]. В предисловии автор пишет, что «читатели будут удивлены, почему я не включил в книгу очерк о России (бывшем СССР), где я жил долго, или о Китае, где я пробыл целое лето, объездив его вдоль и поперек, или такую страну, как США, где я провел десять дней, правда только в Нью-Йорке. Однако России целиком посвящена другая моя книга, а я не хотел повторяться и потому включил в настоящий сборник другой очерк – о поездке в Крым и встрече с депортированными итальянцами. Об этом рассказано в главе "Путешествие в Крым". Оно произошло сорок лет спустя после моей – тогда студента МГУ – первой встречи с этим благословенным полуостровом».

Автор пишет, что в этой, второй, поездке в Крым его «сопровождала Нелли Комолова, русская итальянистка, которая впервые рассказала мне об этой странице итальянской трагедии»[29].

Это было действительно так. О существовании итальянской общины в Крыму я узнала, когда однажды была в Керчи, – и рассказала об этом Ризалити во время его приезда в Москву. Я попросила также знакомого сотрудника Волошинского дома в Коктебеле послать Ризалити приглашение на очередную Волошинскую конференцию. И Ризалити сделал всё, чтобы приехать на ту конференцию с докладом. Он перевел на итальянский язык и опубликовал в Италии два стихотворения Волошина, в том числе «Хвала Богородице»[30], а также подготовил доклад об итальянских исследованиях о Волошине.

Флорентийский профессор выступил на Волошинских чтениях в Коктебеле 16 мая 1997 г. Впоследствии его доклад был опубликован в Москве в историко-культурном альманахе «Россия и Италия» (вып. 4)[31]. Поскольку Ризалити избрал путь в Коктебель через Москву, он привез и мне авиабилет Москва–Симферополь (и обратно), и мы с ним отправились в путь.

Доклад Ризалити на Волошинской конференции произвел впечатление, а еще большее – когда он прочел по-итальянски свои переводы двух стихотворений поэта – надо сказать, что прочел он их превосходно. В дальнейшем Ризалити увлекся волошинской темой и опубликовал статьи о жизни и творчестве поэта[32].

Потом Ризалити в моем сопровождении отправился в Керчь. «Там на автостанции, – пишет он, – меня ждали три итальянки: Маргарита Леконте и сестры Элизабетта и Галина Сколарино. Они повезли меня в дом, где ждали с десяток лиц итальянской национальности. Все одновременно, перебивая друг друга, начали говорить о пережитой ими трагедии. Наконец, я восстановил порядок, и они стали рассказывать по очереди»[33].

Свою историю поведала Паола Евангелиста: «Было 29 января 1942 г. Я хорошо помню тот день. Подошла машина особой милиции. Мне сказали, что мне дается полтора часа на сборы – и потом меня депортируют. Разрешалось взять с собой всего 8 кг на человека… У майора Хватова был список итальянцев, куда входили также лица из смешанных семей… Нас привезли в Новороссийск, повели в баню. Потом разместили в десяти вагонах, предназначенных для перевозки скота. Везли нас два месяца. Дети умирали. Мои дети, двух и пяти лет, умерли, как и остальные, от тифа и воспаления легких. Когда нас привезли в Казахстан, нам сказали: “Вас послали сюда, чтобы все вы умерли!”. В документе, подтверждающем мою личность, было написано: спец. поселение»[34].

Я помню волнующий момент, когда говоря с женщинами, Ризалити начал читать молитвы по-итальянски: «Ave Maria» и «Padre Nostro» – и ему вторил хор голосов. Да, живя вдали от родины, среди иноязычных людей, они утратили родную речь – в памяти сохранились только эти две главные молитвы. «Здесь все стали говорить, – пишет далее Ризалити, – что собираются написать в Рим папе о том, что хотят восстановить службу в церкви по-итальянски. Они сообщили мне, что только три года назад в Керчи была вновь открыта католическая церковь, которую они постоянно посещают. Но священник в церкви – поляк, а они хотели бы, чтобы священник был итальянцем и помог бы им восстановить родной язык и религиозные обычаи. Они говорили также, что по праздникам продолжают готовить еду и сладости, как на их родине, в Апулии, и помнят их исконные названия. Сквозь слезы я обещал им передать ватиканским властям их просьбу прислать в Керчь хотя бы на время итальянского священника-католика»[35].

В заключение Ризалити высказал надежду, что «каким-то образом будет найден способ, чтобы сбылись пожелания всех итальянцев, которые несмотря на долгие годы депортации сохранили надежду на перемены и веру в более гуманное будущее»[36].

Когда мы с Ризалити были уже в аэропорту, староста итальянской колонии передала ему обещанные ксерокопии документов о реабилитации депортированных итальянцев. По возвращении в Рим Ризалити написал статью «Вопли в тишине Крыма», вышедшую в «La Gazzetta del Mezzogiorno» 14 июля 1994 г. Потом в 2001 г. более пространную статью «Депортированные Сталиным: трагедия итальянской общины в Крыму» Ризалити написал для сборника «ИКП. Забытая история»[37]. В новой статье Ризалити обращается к историческим истокам проблемы, когда в результате очередной русско-турецкой войны (1787–1791) по мирному договору Россия приобрела право транзитного судоходства через Босфор и Дарданеллы, получив Крым и прилегающую зону Черного моря. Теперь в городах Херсон, Севастополь, Феодосия все страны могли вести торговлю на благоприятных условиях и создавать здесь фактории. Этой возможностью не замедлили воспользоваться также и итальянцы, особенно занимавшиеся торговлей зерна. Ризалити ссылается на российского исследователя В.Ф. Шишмарева, который пишет, что итальянцы выбрали южные порты, начиная с Таганрога[38]. В течение XVIII в. итальянская эмиграция в Российскую империю усилилась. Сначала она сосредоточилась в городах Черного моря, прежде всего в бывшем Хаджибее, переименованном в 1784 г. в Одессу, – этот город стал наиболее важным морским портом на Черном море. Устремляются итальянские иммигранты и в Крым. Если сначала при Екатерине II это были моряки и торговцы, то во второй половине XVIII в. их сменяют земледельцы, которые вместо того, чтобы эмигрировать в Америку, ехали в Россию, используя некоторые имевшиеся здесь преимущества, например, право двойного гражданства. В то время в Крым, особенно в Керчь, из Италии прибывали в основном выходцы из Апулии, из окрестностей Трани и Бишелье – это были виноградари и крестьяне, выращивавшие оливы. Схожесть климатических и географических условий Крыма и Апулии, несомненно, – полагает Ризалити, – имели значение для этого выбора[39]. Историк обращается к архивным документам итальянского Министерства иностранных дел. Например, в докладе 23 января 1937 г. генеральный консул Италии в Одессе Бардуцци писал в донесении: «Вокруг Одессы до войны иностранные земледельцы были наиболее процветающими и многочисленными вследствие их общения с Италией»[40]. Ризалити заключал, что число итальянцев, связанных с генеральным консулом Италии в Одессе, до войны составляло 3 тыс. человек, а после их осталось 646 человек. Ссылаясь на итальянскую публикацию дипломатических документов, пишет, что итальянцев, живших на Северном Кавказе, вынуждали в 1931–1933 гг. вступать в колхозы и принимать советское гражданство[41]. Итальянцы страдали и от голода, разразившегося в те годы на Украине[42]. Итальянская община, – пишет Ризалити, – пострадала и от «больших чисток», которые достигли пика в 1937-1938 гг. Причем, процент арестов среди итальянцев был много выше, чем среди русского населения.

При приближении немецких войск к Керчи по распоряжению местных властей итальянцы, проживавшие в окрестностях города, были высланы. Первая группа была отправлена 29 января 1942 г. в десяти вагонах для скота, вторая партия – 9 февраля того же года, третья – несколько дней спустя. Как пишет российский исследователь Г. Баутдинов, вместе с итальянцами были депортированы и политические руководители колхоза – Карбоне и Казинелли, а Умберто Росси, посланный в Керчь в качестве политического инспектора, погиб, как и многие другие итальянцы, при депортации[43].

 «Депортация целого народа, – заключает Ризалити, – это есть самый настоящий геноцид»[44].

В дальнейшем краткий вариант изложения этой темы в главе XXIX «Депортация итальянцев из Крыма» Ризалити счел нужным включить в свою итоговую книгу «Проблемная история России»[45].

В 1994 г. Ризалити приезжает в Москву по моему приглашению и работает в архиве Коминтерна. Год спустя выходит его книга «Тольятти между Грамши и Нечаевым»[46]. Это сборник документов, найденных историком в архиве, с небольшим его предисловием. В нем Ризалити пишет, что во времена СССР в архиве Коминтерна могли работать лишь немногие итальянские исследователи и только по рекомендации ЦК ИКП – это были Э. Раджоньери, Ф. Ферри, П. Сприано, Дж. Вакка; теперь архив открыт. Документы, публикуемые Ризалити, написаны на разных языках: русском, немецком, французском, а также итальянском – все эти языки составителю доступны, а публикуются материалы на итальянском языке (даю цитаты в обратном переводе на русский с итальянского). Документы касаются трех проблем: 1) литературно-политическое наследие Антонио Грамши; 2) буферная зона Триеста; 3) положение итальянских военнопленных в СССР.

Что касается первого вопроса, то Ризалити резко негативно оценивает итоги сталинизма, так как он привел к исторической трагедии, предпосылки которой он видит в нигилизме Нечаева (в «нечаевщине»). Нечаев учил, – пишет Ризалити, – что революционная страсть должна сочетаться с холодным расчетом и степень дружбы… определяется единственно степенью пользы для дела революции. В этом аспекте автор рассматривает и отношение Тольятти к наследию Грамши. Тольятти, считает он – «не хотел оставить ни одного документа в руках семьи Грамши»[47]. В последние десять лет жизни Грамши Тольятти «никогда не пытался установить с ним связи и, возможно, способствовал провалу переговоров о его освобождении»[48].

Известно, что Грамши завещал свой архив жене Ю.А. Шухт, жившей с сыновьями в Москве, и что привезла сюда этот архив сестра жены Т.А. Шухт, которая после тюремного заключения Грамши жила в Риме и помогала ему, в том числе доставая книги, необходимые узнику. Все эти книги и составили т.н. библиотеку Грамши, о неясной судьбе которой ставит вопрос Ризалити.

Историк приводит письмо «товарища Эрколи» (т.е. Пальмиро Тольятти) к Димитрову 25 апреля 1941 г., где он предлагает хранить Тюремные тетради Грамши «в нашем архиве», хотя и выражает «полное доверие по отношению к жене тов. Грамши». Тольятти предлагает также издать записки Грамши, предварительно переработав их. «Тетради Грамши, которые я уже обстоятельно изучил, – пишет он Димитрову, – содержат материалы, которыми можно пользоваться только после строгой (precisa) переработки, более того, если они были бы использованы в нынешнем виде, они не были бы нужны партии. Поэтому я думаю, что материалы должны оставаться в нашем архиве и здесь переработаны. Я полностью доверяю жене тов. Грамши, но вопрос этот не о личном доверии, но об организации безопасности [этих материалов] теперь и особенно впоследствии (в будущем), чтобы они были использованы в национальных интересах»[49]. Димитров пишет: «нерационально передать фотокопии [бумаг Грамши] семье», но соглашается, что копии писем к жене и детям надо им оставить.

По вопросу о Триесте Ризалити обвиняет Тольятти в двуликой позиции. Димитров, – пишет он, – настаивал, чтобы Тольятти способствовал переходу Триеста к Югославии. Сталин, напротив, вынудил Тито оставить Триест союзным войскам. Возможно, – полагает Ризалити, – что Сталин был против намерения Тито и Димитрова создать сильную Югославию и стоял за утверждение советской гегемонии на Балканах[50].

Ризалити долгие годы разрабатывал тему русско-итальянских отношений на протяжении широкого исторического периода. Она освещается в нескольких книгах историка: «Россия и Тоскана в период Рисорджименто» (1982), «Русские во Флоренции и Тоскане» (1996), «Славяне и Италия. Путешествия и отношения с XIV до XIX вв.» (1996)[51].

Ризалити пишет, что по всей вероятности – об этом свидетельствуют архивные и литературные источники, – первыми русскими, увидевшими Флоренцию и вообще Италию, были домашние рабы (schiavi domestici), которых привозили различными путями из генуэзских и венецианских колоний на Черном море и потом продавали на Западе[52]. Ясно, что эти рабы не оставили и не могли оставить письменных свидетельств об своих судьбах.

В Средние века в России умели писать в основном люди, причастные к клиру. Первая хроника или дневник, написанный русским человеком о Флоренции, принадлежал окружению епископа Авраамия, который вместе с митрополитом Исидором прибыл на знаменитый Собор, проходивший во Флоренции и Ферраре с 1437 по 1439 гг. Собор санкционировал воссоединение католической, западной и православной, восточной Церквей[53]. В Соборе приняла участие и русская делегация (почти 200 человек) во главе с митрополитом Исидором Киевским (по сути Московским) и епископом Авраамием Суздальским. Во Флоренции этот Собор проходил неслучайно, т.к. город в XIII–XIV вв. был центром крупных культурных свершений и больших открытий. Здесь в 1420-1436 гг. был построен купол Брунеллески. Это были годы восхождения первого поколения гуманистов – от Петрарки до Салютати – и утверждения их второго поколения – от Леон-Баттисты Альберти и Лоренцо Валла. Раскол между светской и католической культурой еще не произошел. Гуманистические идеалы были глубоки и проникли и в религиозные воззрения. Неслучайно в работе Собора принял участие гуманист Джемисто Плетоне, выступая на его заседаниях. «Именно тогда, – пишет Ризалити, – состоялась первая широкая встреча интеллектуалов Востока и Запада после вековых споров. И тем и другим было что сказать»[54].

Как известно, после возвращения делегации на Русь православная Церковь не признала решения Собора. «Причины, – пишет Ризалити, – были политическими, но также и культурными»[55]. В Москве в 1448 г. после ареста митрополита Исидора, назначенного папским легатом, был избран первый русский митрополит. Константинополь – второй Рим скоро попал в руки турок, а в России возникло убеждение о том, что Москва есть третий Рим, «Рим, который станет всемирным в веках»[56]. Так, – пишет Ризалити, – Россия «выдвинула свои претензии считаться центром православия всего мира»[57].

Периоду расцвета культурных связей России и Италии в XIV в., когда в Кремле работали итальянские архитекторы Фиораванти и Алевиз Новый, Ризалити не уделяет большого внимания, видимо потому, что эти сюжеты уже хорошо исследованы, а также потому, что не Тоскана играла в этих отношениях главную роль со стороны Италии.

Первыми русскими посетителями Тосканы, – считает Ризалити, – стали паломники и торговцы. Он приводит, ссылаясь на открытие профессора Дель Агата, интересный факт – «надпись, оставленную русским паломником на портале собора в Лукке»[58]. В другой книге со ссылкой на то же исследование Ризалити уточняет, что эта надпись «в честь лика Христова» сделана кириллицей[59].

Что касается регулярных торговых отношений между Россией и Тосканой, то они, считает Ризалити, устанавливаются при Лжедмитрии. При этом Ризалити отсылает к исследованию российского историка И.С. Шарковой[60]. В конце 1650-х гг. для итальянцев стали частыми путешествия в Архангельск. Именно тогда, в 1656 г., во Флоренцию прибывает русское посольство И.И. Чемоданова, а позднее – посольство П.А. Толстого (1697–1699). В следующем, XVIII в., посетителями Флоренции стали князь Борис Куракин и затем Василий Зиновьев, оставившие записки[61]. В первой половине XIX в. итало-русские отношения становятся очень интенсивными и число россиян во Флоренции возрастает, так что здесь образуется настоящая колония.

Ризалити отдает дань своим итальянским предшественникам, исследовавшим эти сюжеты: он называет Пьеро Каццолу, Франко Вентури, Нину Каухчишвили, Этторе Ло Гатто, Джузеппе Берти, Анджело Тамборру, а также отмечает серию встреч итальянских и советских историков, где эта тема неизменно присутствовала. Автор дополняет сложившуюся панораму и собственными исследованиями документов, найденных им в Государственном архиве Флоренции. Так, он нашел документ о приезде во Флоренцию в 1819 г. кн. Зинаиды Волконской и сопровождавших ее лиц[62]. Один документ показывает, что летом 1821 г. во Флоренции постоянно жил граф Дмитрий Петрович Бутурлин; он собрал там книги, рукописи и исторические сведения крайней важности[63]. В другой книге Ризалити сообщает, что после смерти Бутурлина о его библиотеке дважды сообщал журнал «Antologia» Вьёссё[64]: первый раз – о ее каталоге, второй – о распродаже книг наследниками. Сын Дмитрия Петровича – граф Михаил Бутурлин (1807-1876) опубликовал собрание документов о России, хранящихся в Государственном архиве Флоренции[65].

Не раз обращается Ризалити к теме «Пушкин и Италия», сообщая о пребывании в Тоскане его лицейских товарищей – Корсакова и Горчакова. Историк сообщает также, что в 1841 г. в Пизе Чезаре Бочелла перевел и опубликовал «Четыре больших поэмы Александра Пушкина», хотя они были переведены не с русского, а с французского[66].

Останавливается Ризалити и на фигуре С.П. Шевырева (1806–1864), который впервые приехал во Флоренцию с кн. Волконской в качестве репетитора ее сына. В «Воспоминаниях о путешествии» Шевырев писал: «Тоскана – это улыбка», «Тоскана – эклога Вергилия»[67]. Шевырев стал профессором, специалистом по итальянской литературе и основателем русской дантологии. Вместе с Дж. Рубини он опубликовал в 1862 г. во Флоренции «Историю русской литературы». Это издание, по оценке Ризалити, «стало огромным прогрессом в знакомстве с русской литературой в Италии»[68].

Ризалити пишет также о ценности исследования Нины Каухчишвили «Италия в жизни и трудах П.А. Вяземского»[69], отмечая, что автором использован богатый архивный материал. Он обращает также внимание на вывод Каухчишвили, что знакомство с русской колонией во Флоренции и вообще первая поездка Вяземского в Италию в 1834–1835 гг. имели большое значение для его творчества. В 1820-1830 гг., – пишет Ризалити, – Тоскану и вообще Италию посещали писатели и художники либерально-консервативных взглядов, и «только в 40-е гг. начали приезжать сюда русские писатели демократического направления, среди которых в первую очередь следует назвать Герцена и Огарева»[70]. Автор отмечает, в частности, что Огарев написал в 1843 г. стихи: «Ливорно», «Пиза», «Флоренция» и «прекрасное стихотворение "Прощание с Италией"»[71].

Особое внимание Ризалити привлекает тема Демидовых в Тоскане – этому «феномену русских флорентийцев»[72] он впоследствии посвятит долгие годы исследований[73].

Здесь я сделаю небольшую паузу и вспомню, как однажды во время моего очередного приезда в Италию Ризалити повез меня из Пистойи в Пратолино. Теперь это – прекрасный общественный парк, купленный Провинцией Флоренции после смерти последней владелицы имения Марии Павловны Демидовой, в замужестве Абамелек-Лазаревой[74]. Ризалити отнесся к нашей поездке очень ответственно, как и ко всему, что он делает: он заранее написал письмо в Провинцию Флоренции – и нам выделили экскурсовода. По парку нас водила очаровательная девушка и обстоятельно всё показывала и рассказывала. Парк действительно прекрасен, с огромными тенистыми деревьями и многочисленными скульптурами. К сожалению, сам дворец осмотреть оказалось невозможным – там шла реставрация. Но мы подошли к усадебной церкви, рядом с которой похоронена Мария Павловна и постояли у ее могилы.

Сам Ризалити посвятил немало времени и сил исследованию переписки кн. М.П. Демидовой, хранящейся в Архиве Провинции Флоренция. Он участвовал в подготовке к публикации документов, перевел на итальянский язык их корпус и написал обширную вступительную статью об истории рода Демидовых, включенную в книгу «Архив кн. Демидовой. Письма и документы», вышедшую под редакцией С. Мерендони в 2000 г. во Флоренции[75]. Ризалити также опубликовал в России статью «Роль княгини Марии Демидовой в судьбах русской эмиграции»[76].

Однако вернемся к книге Ризалити «Русские во Флоренции и Тоскане». Четвертая глава книги называется: «Эволюция образов Флоренции от Александра Иванова до Аполлона Григорьева и П.П. Муратова». Глава начинается с полемики автора с русской исследовательницей И.Е. Даниловой, которая пишет, что из русских «первым открыл Флоренцию и ее галерею Александр Иванов»[77]. Ризалити, возражая ей, напоминает: в действительности, русские открыли Уффици много раньше (он имеет в виду Фонвизина, о котором выше уже говорилось).

Аполлон Григорьев, восторгавшийся Флоренцией, писал о пьяцце Синьории, что «более красивой площади нет нигде, ни в Италии, ни в мире»[78]. Восторгался он и работами фра Беато Анджелико. Что касается П.П. Муратова, то Ризалити ограничивается обширными цитатами из книги «Образы Италии» о видах на Флоренцию из Палаццо Веккио.

Более обстоятельно Ризалити останавливается на сюжете «Блок во Флоренции», посвящая ему специальную главу. Он пишет, что на Блока огромное впечатление произвел фра Беато Анджелико, и это нашло отклик в блоковской поэзии тех лет[79]. Поразил поэта и Леонардо да Винчи, когда он понял, что у художника «воздух – черный». Впоследствии, по мнению Ризалити, это отразилось в одном стихотворении Блока[80]. Позволю себе напомнить эту блоковскую строфу: «В черное небо Италии // Черной душою гляжусь»[81]. Когда же в 1909 г. Блок вернулся во Флоренцию, где мечтал «уединиться и сосредоточиться», его постигло разочарование – об этом он писал и матери[82]. Мотив «предательства» Флоренции становится доминантой, с разными оттенками. Поэт упрекает город за то, что он изгнал Данте, своего великого сына, которым Блок так восхищался. Флоренция, по мнению поэта, предала и великие гуманистические идеалы, носителями которых являются человек, природа и искусство[83].

Из числа итальянцев, долго живших в России, Ризалити прежде всего выделяет Луиджи Серристори[84], историка, экономиста и статистика. Ему он посвящает и одну из своих книг[85]. Серристори принадлежал к группе тосканских «умеренных» и печатался в журнале «Antologia», который издавался Дж.-П. Вьёссё [Vieusseux].

Ризалити всегда вел широкую общественную деятельность. В 60–80-е гг. он активно работал в Комиссии по культуре Федерации итальянской компартии в Пистойе, был синдаком (т.е. мэром) г. Альяна в 1975-1980 гг., а потом – асессором по делам культуры, сельского хозяйства и транспорта провинции Пистойи и членом Национального руководства Ассоциации «Италия–СССР». В 70-е гг. он писал статьи о насущных социальных проблемах Альяны, которые публиковались в газете «La Nazione». Там же он опубликовал серию статей о спасении военнопленных союзнических армий во время Второй мировой войны и позднее осветил отношения между пистойскими карбонариями и русскими декабристами в 1820-е гг.[86]

Ризалити не раз принимал участие с докладами о русско-итальянских связях в научных конференциях советских и итальянских историков (на II встрече в мае 1966 г., на IV и VI встречах в Риме в 1969 г.)[87] – и писал о них[88].

Основные труды Ризалити посвящены российской истории и культуре. В первом выпуске сборника «Россия и Италия» (М., 1993) опубликована его большая и оригинальная статья «Эволюция знаний о России в Италии во второй половине XIX века»[89]. В статье автор освещает самые разные аспекты: от географии и экономики до общественного устройства (в т.ч. рассмотрены такие оригинальные русские явления, как «община» и «земство») и быта россиян.

В последние годы Ризалити, подводя итоги своим исследованиям, написал и издал в виде отдельных выпусков несколько работ. Прежде всего, это – «История русского театра» в двух томах: первый имеет подзаголовок «От истоков до Островского»; второй – «От Тургенева до Чехова»[90].

Далее – это обширный обобщающий труд «Проблемная история России (XIV–XX вв.)». Автор издал его в виде девяти одинаково оформленных выпусков, после чего получил предложение престижного издательства «Mondadori» на публикацию труда отдельной монографией. В предисловии к первому выпуску Ризалити пишет: «Наша "проблемная" история – нечто новое в панораме исследований о России. Во-первых, я оставил старую традицию начинать историю России с Киевской Руси. С исторической катастрофой татаро-монгольского завоевания существование Древней Руси закончилось, и старая русская нация перестала существовать… Россия, опираясь на Москву, расширялась главным образом на Восток, вплоть до Тихого океана, включая в свой состав Сибирь со всеми населявшими ее народами. Русский народ оказался способным создать сильное двух- и даже трехконтинентальное государство, но не ассимилировал все населяющие его народы»[91].

Ризалити отмечает, что методологически он опирался на труды блестящих русских историков: Рыбакова и Черепнина. Он пишет также, что наибольшее внимание уделил проблемам крестьянства, города, власти в XVIII в., а также внешней политике России, особенно ее отношениям с итальянскими государствами.

В дальнейшем Ризалити написал о патриотической войне 1812 г. и восстании декабристов, которое он рассматривает как «несостоявшуюся буржуазную революцию, – ее неудача, – по мнению автора, – определила последующую трагедию русской истории»[92]. Именно это поражение, – считает историк, – помешало русскому проникновению в Европу и Америку. Подтверждение этого Ризалити видит в факте продажи Аляски Соединенным Штатам Америки. В том же контексте он рассматривает возвышение семьи Демидовых в Тоскане как феномен русского капитализма. Судьба Луиджи Серристори в России, с его точки зрения, – «парадигма слабости капиталистического развития в России, недостаточного развития гражданского общества в отношении к государственной власти»[93]. Теория «официального национализма» (выраженная в триаде Православие, Самодержавие, Народность) привела, по мнению историка, после 30 лет правления Николая I, к национальной катастрофе – поражению в Крымской войне и утрате континентальной гегемонии, завоеванной русским народом в войне 1812 г., к концу мечты Петра Великого и к продаже «русской Америки».

Только освобождение русских крестьян от крепостной зависимости открыло возможность к восстановлению страны, что привело к победе России в борьбе с Оттоманской империей, к независимости Болгарии и приобретению Россией обширных территорий с исламской традицией в Центральной Азии[94].

Реальному историческому процессу сопутствовало зарождение в народе утопии социального обновления. Распространялась идея поиска якобы существовавшей в Сибири некоей счастливой страны. Постепенно, это представление в коллективном сознании стало ассоциироваться с Америкой, Новым Светом, где нет неравенства, существовавшего в царской России.

 Возрождение в России татарского этноса привело к рождению здесь умеренного социально-политического и религиозного движения, которое, по мнению Ризалити, можно определить как «евроислам».

Колонизация Сибири, – заключает автор, – привела к созданию мощного двухконтинентального государства, где господствующей нацией и религией была русская, однако она не смогла ассимилировать другие народы.

Следующие выпуски серии посвящены истории СССР. «После жестокой Гражданской войны, – пишет Ризалити, – утопия утвердилась у власти и сделала своей идеологией перспективу всемирного коммунизма, то есть новую версию старой идеи "Москва – третий Рим"»[95]. Советская Россия смогла экспортировать утопию на обширную территорию, на третью часть мира. Затем наступил кризис, причины которого заключались как внутри советской системы, так и вне ее. СССР распался на 15 независимых государств.

«Россия возвращается к прошлому?» – ставит вопрос Ризалити – и отвечает на него: «В царском прошлом находилось мало новых идей для постмодернистского общества. Ничто не может лучше выразить современное положение, чем образ Гоголя: Россия – это тройка, которая мчится по степи навстречу неизвестной судьбе». Ризалити добавляет: «как и мы все»[96].

Том «От сталинизма к демократии» построен в основном на устных источниках, на рассказах тех, с кем говорил автор в своих поездках. Сюда же он включил главу «Депортация итальянцев из Крыма» (с. 43–47)[97], о чем уже говорилось ранее.

В главе «Возрождение политических партий в бывшем СССР» (в частности, в России), представляющей обстоятельный обзор российских изданий, автор останавливается на коллективном труде под редакцией Я.С. Драбкина и Н.П. Комоловой «Тоталитаризм в Европе XX века» (М., 1996). Он пишет, что «речь идет об официальном труде в том смысле, что впервые историки высокого научного уровня Российской Академии наук, в частности, Института всеобщей истории, дают серьезный анализ феномена "тоталитаризма в Европе в XX в."»[98].

Том «Проблемной истории России»[99] в трех частях посвящен проблемам истории религии и культуры: от Максима Грека до Достоевского и Толстого[100]. Обращает на себя внимание статья о Павле Флоренском, которого автор называет «гигантом русской мысли»[101]. В 3-м томе интересна глава «Итальянская культура в России в XVI–XVII веках»[102] – она написана на основе широкого круга итальянской и русской литературы и отличается разнообразием сюжетов. Автор пишет о влиянии принципов итальянского Ренессанса на развитие паркового искусства в России (что, по мнению Ризалити, недооценивает академик Д.С. Лихачев[103]). Историк отмечает, что итальянец Пьетро Марсилио способствовал культивации розы в русских садах в XVII в. Ризалити останавливается и на таком феномене, как распространение в России с конца XVII в. палладианской архитектуры. Ризалити ссылается на статью В. Мизиано «Палладио и Россия», опубликованную в 1980 г. в Италии и приводит его суждение, что «Палладио был первым ренессансным гением, к которому серьезно обратилась русская культура, именно в начале нового периода своего развития»[104].

Ризалити на протяжении многих лет знакомил читателей-соотечественников с книгами, выходившими в России по итальянской истории. Мы уже упоминали в контексте изложения о его рецензиях на труды И.В. Григорьевой и Л.А. Котельниковой. Он опубликовал также рецензии на книги М.И. Ковальской[105], на две работы Н.П. Комоловой и сборник ее стихов[106], на труды Г.С. Филатова[107]. Ризалити подчеркивал, что книга Г.С.Филатова «Крах итальянского фашизма» представляет «значительный вклад в разработку новейшей истории Италии»[108], а также выражал надежду, что она будет издана и в его стране – пожелание это вскоре действительно осуществилось. Ризалити опубликовал рецензию на совместную работу Комоловой и Филатова, вышедшую после кончины российского историка[109], и статью его памяти, относящуюся к 1989 г.[110] В том же году Ризалити подготовил к печати осуществленный им перевод на итальянский язык «Писем из Италии» Филатова, ранее изданных на родине. В предисловии к итальянской публикации Ризалити писал: «Для тех, кто не имел счастья знать лично Г.С. Филатова и оценить его, данные письма воскрешают образ этого человека»[111].

Отметим также рецензии Ризалити на труды В.И. Рутенбурга[112], С.Д. Сказкина[113], И.С. Шарковой В рецензии на книгу Сказкина «Из истории социально-политической и духовной жизни Западной Европы в Средние века» Ризалити писал об авторе, как об «одном из крупнейших советских историков». Вслед за составителем книги Е.В. Гутновой он считает, что речь идет о «культурном явлении исключительной важности». В рецензируемой книге кроме статьи о восстании Дольчино представлен очерк о еретическом движении в Средневековье. Сказкин полагал, что концепции Возрождения и гуманизма не должны быть рассмотрены как буржуазные. Можно утверждать, считает он, лишь, что экономическое развитие, в частности движение от феодализма к капитализму в Западной Европе, породили как Возрождение, так и гуманизм. Но это же движение, добавляет он, привело к зарождению абсолютной монархии, а она, как известно, не является политической надстройкой буржуазного государства (с. 178). Значительный интерес, по мнению Ризалити, представляет публикация страниц из дневника и журнальные заметки Сказкина. К сожалению, они опубликованы лишь в отрывках. Тем не менее речь идет об очень ценной книге, помогающей понять суть некоторых дискуссий, происходивших тогда в советской историографии[114].

Ризалити опубликовал и статью памяти С.С. Аверинцева[115]. Отмечая широкий круг его интересов в сфере истории религии и культуры, он писал, что Аверинцев был членом-корреспондентом Российской Академии наук и членом многих научных и культурных международных организаций: Русского библейского общества, Европейской Академии, Всемирной Академи культуры, доктором honoris causa Восточного Института Ватикана. Из его наиболее крупных работ Ризалити называет «Поэтику ранней византийской литературы» и «Иерусалим и Афины» (последняя переведена и на итальянский язык). Ризалити подчеркивает, что важным вкладом Аверинцева в русскую культуру была его статья «Христианство», опубликованная в 1970 г. в «Истории философии». Эту статью он написал как верующий философ, и она была опубликована в противовес официальной политике атеизма, проводимой тогда советским государством. С его кончиной ушел из жизни последний представитель великой русской философской и религиозной школы, ведущей свои идейные истоки из дореволюционной России. Ризалити перевел также на итальянский язык для читателей журнала «Koinonia» стихотворение Аверинцева «Молитва последнего часа».

Ризалити является также автором рецензий на итальянские работы, посвященные России: на две книги Анастасии Пасквинелли – «Жизнь и труды М.А. Осоргина (1878–1942)» и «М. Осоргин. Русский человек в Италии»[116]; на две книги Айзы Пессины-Лонго: «Юрий Дроговуи Джорджице из России, ректор Болоньи XV века» и «Письма из Болоньи», об Иване Цветаеве и его дочери Марине[117].

Ризалити – большой друг России, он всегда выступал за развитие культурных и дипломатических связей между нашими странами, активно способствовал возобновлению диалога между католической и православной Церквами – публиковал статьи на эту тему в католическом журнале «Koinonia».

Как видим, наследие тосканского историка широко и разнообразно по проблематике и жанрам.

…В заключении книги «В поисках страны счастья» он пишет: «Я не нашел страны, где не было бы недовольных, может быть такая страна вообще не существует. Не знаю, существовала ли когда-нибудь. Итак, мой вывод пессимистичен, но не окончателен, так как я еще надеюсь, что человечество рано или поздно сможет осуществить мечтания»[118].

 

 

10-05-2014