Монти, Никкола

Опубликовано: Р. Ризалити, "Русская Тоскана", пер. и ред. М.Г. Талалая. СПб., Алетейя, 2012. С. 85-87.

Истинные мотивы отъезда на север Никколы Монти (Niccola Monti, 1780-1864), пистойского художника[1] и карбонария, нам неизвестны.

По его словам, итальянца пригласил в Польшу магнат Павел Чижовский, а оттуда Монти двинулся в Петербург. Что им руководило: интерес к экзотическим странам или желание сделать там карьеру? А может, в качестве карбонария он намеревался вступить в связь в Польше с интеллектуалом Лелевелем (позднее членом повстанческого Временного правительства Польши в 1830-1831 гг.), а в России – с князем Трубецким (позднее декабристом)?

Не исключено, что все эти ингредиенты сочетались. Думаем, однако, что экономические причины не были последними: в одном из петербургских писем к Себастьяно Чампи, от 15 февраля 1819 г., Монти пишет, что «вынужден уехать из моей страны, где мне дали так мало еды и так много советов». В своей книге о пребывании в России «Poliantea» (Лукка, 1829) пистойец убеждает читателя о вынужденном отъезде из Италии – ради революционного дела. Однако в том же письме к Чампи он намекает, что в Россию он последовал вслед за каким-то приглашением…

Первой из современных исследователей художником Монти заинтересовалась М.И. Ковальская. В своей книге о карбонариях она сообщает, что в апреле 1819 г. в Тоскане воспитатель Александра I Ф.-Ц. Лагарп имел с Монти многочасовую ночную беседу, после которой тот раздал большие пособия членам секты[2]. Затем Монти сообщил Лагарпу, что в Ливорно пребывает российский консул, которому дано задание всячески «покровительствовать карбонариям». Мы можем уточнить, что этого ливорнийского консула звали барон Ган, и что, тем не менее, смелое заявление художника не подкрепляется никакими архивными документами. И всё же это сведение весьма примечательно, ибо демонстрирует, что Монти, как и другие итальянские патриоты уповал на либерализм царя и на его антиавстрийские настроения. Вероятно, именно эта надежда и двигала Монти на пути в Россию.

Как бы там не было, прибыв в Петербург в 1819 г., живописец сумел проникнуть в самые высшие сферы – благодаря сильным рекомендациям. По пути в российскую столицу он поэтапно задерживается – в Варшаве, где встречается с Себастьяно Чампи и через него знакомится с важными персонами (с наместником Константином Павловичем, с графом Потоцким и проч.); в Вильне – с Луиджи Каппелли, профессором канонического и гражданского права; в Митаве (совр. Елгава) – с флорентийским графом Луиджи Серристори; в Риге – с моденским графом Паулуччи, губернатором Курляндии и персонажем из романа Толстого «Война и мир»; в неизвестном нам месте – с неким швейцарцем, побывавшем в Пистойе.

На берегах Невы Монти первым делом встречается с флорентийским художником Винченцо Бриоски [Brioschi], членом Академии Художеств и Петербурга, и Флоренции. Через князя Трубецкого, принявшего его как сына, Монти попадает к князю Виктору Кочубею, министру внутренних дел и пишет ему заказной портрет. Одну его картину покупает сам Александр I; гонорар художнику лично выплачивает министр финансов Гурьев.

Монти пишет и стихи, посвященные петербургской жизни, – на итальянском, и издает их в России. Не чужд ему и мемуарный жанр: в своих записках «Memorie inutili» («Бесполезные воспоминания», 1860) он, одним из первых итальянцев, описывает быт и привычки петербуржцев.

Однако много более информативна выше упомянутая книга «Poliantea»: в ней Монти, восемьдесят лет спустя после знаменитого Франческо Альгаротти[3], дает очень точную и подробную информацию о Петербурге и его достопримечательностях. Как художник, он, естественно, уделяет большое внимание Эрмитажу, итальянизируя его как Romitaggio. С восторгом описывая галерею в целом, он сосредотачивается на итальянской школе, в коллекции которой – две картины Рафаэля («не самые красивые») и портрет Климента IX, единственного папы-пистойца, кисти Карло Маратты. Монти рассказывает также о Рембрандте («целый зал»), Рубенсе, Пуссене, Мурильо, копии ватиканских лоджий Рафаэля, собрании камей Екатерины II.

Пистойец становится свидетелем разборки храма преподобного Исаакия Далматского, построенного Антонио Ринальди из мрамора в стиле итальянского барокко – ради начала строительства нового собора. Его проект царь поручил французу Огюсту Монферрану, положив ему гонорар, – как доверительно сообщает зодчий Росси – в «30 миллионов рублей».

Монти рассказывает, что в городе построено много зданий, и самые лучшие из них – по проектам Джакомо Кваренги, в том числе – Манеж и Эрмитажный театр (Teatro del Romitaggio). Его поражают прямые и широчайшие улицы, с тротуарами, причем снега «на них невидно, так как его тут же сметают люди, которым платит за это правительство» (с. 70). Монти радуется уровню отопления – «когда на улице минус 30, внутри домов – 15-16 градусов» (с. 71).

Что касается личных отношений, то он упоминает известного литографа Орловского и скульптора Ивана Мартоса, хотя дружба у него устанавливается исключительно с соотечественниками – уже упомянутыми Серристори и Бриоски (последний, как и Монти, жил на Миллионной улице в доме Кристиана Бекера). С Бриоски он однажды отправился в поход по православным храмам. Серристори раз он продемонстрировал свои картины, и тот принялся их комментировать – но на французском, что возмутило маэстро: «Какой позор! Как можно забыть родной язык?».

По возвращению в Италию Монти опубликовал ряд теоретических работ[4], долгое время незамеченных, но недавно частично переизданных в журнале «Labyrinthos».

…Что же все-таки делал Монти в России? Кто его приглашал и зачем? Мне представляется, что он мог играть там двойную роль. С одной стороны, благодаря контактам с российскими дипломатами в Тоскане, Монти мог включиться в общую игру против австрийского засилья в Европе. С другой – как карбонарий, он мог и по своему почину искать единомышленников в Петербурге. Вероятно, он делал это по собственным – масонским – каналам. Его петербургские покровители – и князь Трубецкой, и граф Кочубей – являлись членами масонской ложи, но об этом Монти, понятно, писать открыто не мог.

Он мог зато писать о Петербурге, выказывая себя его знатоком. Петербургская книга Монти вышла в Лукке в 1829 г., и не случайно. Именно в тот момент Карл-Людовик Бурбонский, герцог Луккский задумал выдвинуть свою кандидатуру на вновь образовавшийся греческий престол. Он интересуется восточными делами, выписывает из Мукачева греко-католического священника о. Михаила Лучкая, завязывает отношения с российским правительством. Благоприятная ситуация для Никколы Монти… Однако на греческий трон сверхдержавы водрузили другого принца – баварского – и эти русско-тосканские проекты остались нереализованными.

Художник скончался в тосканском городе Кортона в 1864 г.

Текст: Р. Ризалити. Перевод: М. Талалай 


[1] Никкола (иногда Никола) Монти обучался во Флорентийской Академии художеств, у Луиджи Сабателли и Пьетро Бенвенути. В зрелом возрасте расписывал собор и многие особняки в Пистойе и плафоны в великогерцогском дворце Питти во Флоренции.

[2] Ковальская. Указ. соч.

[3] См.: Альгаротти Ф. Русские путешествия. Письма о России… Указ. соч.

[4] Monti N. Dell'arte di disegnare, dipingere, e modellare dal nudo. Pistoia: Tipografia Cino, 1838; Id. Del duomo di Firenze. Montepulciano: Fumi, 1845; Dell'arte della pittura. Firenze: Ciardetti, 1834.