Демидовы, князья Сан-Донато

Опубликовано: Р. Ризалити, "Русская Тоскана", пер. и ред. М.Г. Талалая. СПб., Алетейя, 2012. С. 97-108.

Проследить многообразную деятельность семейства Демидовых в Тоскане не представляется простой задачей из-за ряда объективных трудностей.

К примеру, мы не можем даже с точностью сказать, когда именно обосновался во Флоренции родоначальник итальянской «линии», Николай Никитич Демидов. Некролог, вышедший в свое время в «La Gazzetta di Firenze»[1] эту дату не дает. Первое исследование, посвященное итальянской ветви семейства и написанное Чезаре Да Прато, сообщает следующее:

«Первого июля 1824 г. комендор Николай Демидов взял в наем исторический дворец графов Серристори на виа дей Ринаи и купил также собственность в квартале Сан-Никколó, принадлежавшую семье Марци-Медичи. В 1825-1827 гг. он приобрел часть имения Сан-Донато у насельников монастыря Св. Креста, ту местность, что при владении Демидовых познала расцвет и блеск, вписав в нашу историю самые прекрасные страницы[2].»

Однако не исключено, что Николай Никитич еще до палаццо Серристори снимал во Флоренции какой-то другой особняк. Так, одно его письмо, датированное 9 июлем 1822 г., уже свидетельствует о его пребывании на берегах Арно[3]. Адресат этого послания – Паоло-Людовико Гардзони (1762-1842), известный тосканский деятель. Уроженец Лукки, после обучения в Риме Гардзони вернулся в родной город, в 1821 г. стал председателем Академии георгофилов, в 1823-1835 гг. служил губернатором Ливорно. В письме речь идет также и о маркизе Асканио Манси, о связи которого с Демидовыми мы упомянем ниже.

Чезаре Да Прато в своей книге также сообщает, что Н.Н. Демидов до Флоренции сначала пребывал в Пизе, а потом – в Баньи-ди-Лукка. В любом случае его появление в Тоскане совпадает с периодом Реставрации, когда европейские сверхдержавы старались превратить победу России на полях сражений в ее поражение за столами дипломатических переговоров. Военное преимущество России особенно было не переносимым для Англии. Вместе с тем российские дипломаты, следуя реформаторской тогда линии Александра I, завязывали отношения с самыми динамичными представителями итальянского общества, в пику австрийцам. Известно, что российский консул в Великом герцогстве Тосканском Алексей Васильевич Сверчков установил связь, к примеру, с либерально настроенным графом Луиджи Серристори, поступившем даже на службу в русскую армию, и с другими местными либералами[4]. Закономерно будет спросить, как соотносилась русская служба Серристори с фактом сдачи его особняка Демидовым… Известно, что флорентиец отправился в Россию еще в 1819 г., и не исключено, что Николай Никитич мог обитать в опустевшем дворце еще до 1824 г., даты официальной сдачи в наем (согласно Да Прато).

Описатели Флоренции рассказывают, что при Демидовых дворец приобрел особую пышность, став известным благодаря своему прекрасному саду, находившемуся между корпусом здания и берегами Арно – там, где теперь проходит широкая набережная Серристори (Lungarno Serristori)[5].

Почему же первый «итальянский» Демидов избрал именно Флоренцию? Неужели только ради поправки здоровья, как об этом сообщает выше цитированный его некролог? Нельзя исключить, что кто-то из русской правящей элиты, быть может, сам Александр I, посоветовал ему обосноваться в городе, служившим плацдармом для Габсбургов в Италии, да и вообще в Средиземноморье. С другой стороны, «выскочку» Демидова, питавшего неприязнь к замкнутому аристократизму в России[6], могла привлечь просвещенная и патерналистская монархия в Тоскане.

Ему была свойственна широкая благотворительность в поддержку обездоленных городских слоев, о чем писала и «La Gazetta di Firenze» по случаю его кончины: «Он ежемесячно и ежедневно пекся о массе бедняков. <…> “Какой холод! – говорил он прошлой зимой раздатчику своей милостыни – Отдайте все, что есть в запасе. Дайте как можно больше, а когда деньги кончатся, приходите снова ко мне”»[7] (филантропическую деятельность Николая Никитича продолжили и его потомки).

Занимался он и меценатством, и не без практического прицела, украшая свое роскошное жилье сначала в палаццо Серристори, затем в Сан-Донато[8]. Известно, что он подыскивал – до покупки Сан-Донато – имение в герцогстве Луккском. Это недвусмысленно следует из его письма в Лукку, к маркизу Асканио Манси, отправленному из Флоренции 8 апреля 1825 г.[9] Документов того периода найдено мало, и это письмо особенно интересно тем, что Демидов в нем рассказывает о своих планах касательно Тосканы.

Из тосканских архивов становится известным и о некоторых потаенных сторонах его личной жизни. Так, в одном обращении к тосканским властям Николай Никитич просит оградить его от притязаний некоего француза Байяра [Bayard], настаивавшего на признании Демидовым незаконной дочери.

Первоначальные планы относительно Лукки не состоялись по неизвестным причинам – прояснить их не дают нам возможности явные лакуны в документации той поры. Возможно, что для герцога Луккского присутствие столь богатого иностранца на своей территории казалось ущемляющим его достоинство. Однако и после окончательного укоренения во Флоренции, Николай Никитич не терял интереса к Баньи-ди-Лукка, устроив там известное курортное заведение для малоимущих с названием Демидовский госпиталь (Ospedale Demidoff). Спустя сорок лет медик Алессандро Карина, управляющий минеральными водами в Баньи-ди-Лукка, писал, что «в 1827 г. было наконец закончено строительство нынешнего санатория почти исключительно тщанием семьи Демидовых, которое и впоследствии не оставляло его своим вниманием и, следовательно, истинным долгом стало присвоить ему имя этого заслуженного рода»[10].

Анатолий Николаевич Демидов (1813-1870), продолжатель многих отцовских дел, в том числе и по патронажу санатория, обращался за поддержкой в этом к тому же маркизу Асканио Манси, как следует из письма, отправленного из Флоренции 26 июня 1830 г. В нем он, в частности, пишет:

«Я вновь обращаюсь к Вам с просьбой, уже высказанной устно – дать мне удовольствие подготовить всю документацию для устройства заведения на водах, которое задумал еще мой покойный досточтимый отец, ради пользы бедных подданных герцога[11].»

Если в Лукке меценатская идея Николая Никитича устроить нечто грандиозное осуществилась лишь в строительстве санатория, то во Флоренции дела пошли с бóльшим размахом[12]. Об этом сообщает и «Некролог»: «Вблизи со столицей г-н Демидов с помощью бесчисленных тружеников создал изящную виллу, вокруг которой вырос ряд зданий – появившееся новое селение станет новым достойным памятником его щедрости»[13].

К сожалению, это пророчество не сбылось, так как вилла Сан-Донато, проданная с аукциона племянником Павлом Павловичем Демидовым, пришла в упадок и сохранилась до наших дней лишь в фрагментах. Тем не менее, мы находим в «Некрологе» ценное указание на положение дел в усадьбе Сан-Донато к моменту кончины ее хозяина: «Вилла Дéмидофф в Сан-Донато со всеми своими огромными строениями будет в скором времени закончена в соответствии с указаниями почившего. Наш земляк архитектор Джованни-Баттиста Сильвестри, которому поручено завершение строительства, объявит об этом через печать»[14].

Вилла в Сан-Донато, несмотря на ее печальный финал, – важная страница урбанистического развития тосканской столицы. Ее устроитель пытался тут соперничать не только с семейством Боргезе, но и с самим великим герцогом – не зря флорентийцы прозвали виллу «seconda reggia», т.е. вторым государевым дворцом[15].

Неожиданная смерть застигла Николая Демидова 4 мая 1828 г., в 7 часов 45 минут вечера, когда ему едва исполнилось 55 лет. К тому моменту он успел удостоиться не только многих российских наград, но и тосканского Большого креста Ордена Св. Иосифа.

Жена Демидова, баронесса Елизавета Александровна Строганова, скончалась в Париже 27 марта 1818 г., в возрасте 39 лет, и теперь оставались сиротами двое его сыновей, о которых сообщает и всё тот же «Некролог»: «Павел Демидов, статский советник на службе Е.И.В. императора Российского, и Анатолий Демидов, сотрудник российской дипломатической миссии в Риме; оба жители Флоренции»[16].

В секретном архиве Великого герцогства сохранилось любопытное досье «Nota dei forestieri» (Записка об иностранцах), составленное инспектором флорентийской полиции Джованни Кьярини [Chiarini] согласно распоряжению президента правительства. В нем приведен аналитический список 32-х иностранцев со следующим впечатляющим предуведомлением:

«Иностранцы, проживающие в столице, в большинстве своем имеют обыденную практику, противоречащую нашим добрым нравам и общественной морали, совращающую дух граждан и, в первую очередь, молодежи, неопытность которой способствует распространению извращенных доктрин, соединенных с методом жизни, и уничтожает благие начала в сердцах нашей молодежи и надежды вскормивших ее семейств. Среди молодежи, зараженной сильнейшим моральным ядом иностранцев, формируются опасные для родины субъекты – безнравственные супруги, неспособные к воспитанию детей отцы, ненадежные друзья, непокорные подданные, порочные и развращенные мужчины[17].»

Этот текст можно считать некой суммой нравственных законов, господствовавших в эпоху Реставрации. Пассаж относительно «морального яда иностранцев» характерен вообще для авторитарных и полицейских режимов всех времен и народов. В списке иностранцев, помимо таких, как маркиз Спинола, князья Пиньятелли и Понятовский, дети генерала Коллетты и Джузеппе Поэрио, нескольких английских дипломатов, присутствует немало российских подданных. Это полковник Орлов, граф Шувалов, князья Михаил и Федор Голицыны, Вальковский, и, наконец, дети Николая Никитича Демидова.

Павел стоит под номером 6:

«Павел [Paolo] – старший сын господина графа Демидова, русский, проживает на улице Ренаи в особняке, но не в том особняке Серристори, где обитает его отец.

Имеет экстравагантный характер, обидчив и неистов. Исповедует и практикует распущенный образ жизни. Помимо женщин своего двора ищет отношений с женщинами нашего города и иностранками. Участвует в непристойных и безудержных сходках. Увлекается также картами.»

Под номером 7 – запись о его брате:

«Анатолий [Anatole] – младший сын упомянутого выше графа; живет с отцом.

Несмотря на крайнюю молодость [15 лет. – М.Т.] уже замешан в скандальных делах с женщинами. Общается с другими распущенными юнцами нашего города и иностранцами, при отсутствии моральных принципов. Известный тосканец Карло Печчи [Pecci], хирург в Милане при бывшем французском правлении, учит его итальянскому, потакает его прихотям и исполняет галантные поручения.»

Упомянут и внебрачный сын Николая Никитича:

«Романович – натуральный сын упомянутого господина графа[18].

Как и другие, предан распутству. Стремится покорять женщин, капризничает, постоянно меняет отношения, тратя немало денег на сей беспорядочный образ жизни. Много времени проводит за картами.»

Схожую характеристику получил и граф Бердез [Berdez], секретарь Николая Никитича.

Публикуемые впервые выдержки из полицейского досье дают пищу для размышлений относительно консервативных нравственных критериев той поры, увязанных с критериями благонадежности. Вместе с тем они представляются весьма поверхностными, и не только для современного читателя: уже в тосканской полиции были составлены комментарии («Appunti») к этой «Записке об иностранцах». Комментарий к параграфам 6-9 гласит: «Конечно, правда, что семья Демидовых дает много пищи к скандалам относительно их поведения. Следует однако заметить, что отец ведет еще более беспорядочный образ жизни, нежели его дети. Секретарь Бердез, впрочем, имеет хорошую репутацию».

Автор этих комментариев – возможно, сам президент правительства – подводит итог:

«Что касается русских, а также французов, упомянутых инспектором, у меня лично нет информации, чтобы принимать их, как он утверждает, за распространителей зловредных принципов, за аморальных и распущенных людей. Да, конечно, они играют в карты, и на крупные суммы, но это свойственно всем российским подданным. Понятно при этом, что <…> семейство Демидовых нельзя выставить в качестве образца нравственности[19].»

Подобная внутриведомственная полемика показывает, насколько сложно дать точную и взвешенную оценку первым «флорентийским» Демидовым, не впадая ни в агиографию, ни в критиканство.

Что касается двух братьев, то Павел преждевременно, в возрасте 42-х лет, скончался в 1840 г.[20], в то время как его младший брат Анатолий продолжал свою разностороннюю деятельность в Италии, Франции и России: говорить о Демидовых в Тоскане в 1830-1840-е гг. значит говорить преимущественно об Анатолии.

Во многом он продолжил дела, начатые отцом, в том числе в сфере благотворительности и меценатства, однако часто и забрасывал их. Подобная прерывистость его инициатив лежала отчасти в неспокойном характере Анатолия Николаевича, отчасти – в его объективных биографических данных.

По поводу его благотворительности достаточно вспомнить о поддержке Анатолием – и в данном случае поддержке долгосрочной – школ кредитного образования, возникших в эпоху Реставрации также и в Тоскане. Полагают, что такие модели школ возникли «в рамках пассивного участия крестьян и деятельного участия той буржуазии, которая не была заинтересована в революционной индустриализации», а стремилась «к сохранению социального мира и улучшению отношений с традиционной аристократией»[21]. Похоже, что и Анатолий Демидов попадал в данную категорию – общеизвестно его стремление внедриться в аристократический мир, через титул, которого у него не было в России и который он получил из рук тосканских Лотарингов, а также и через брак – неудачный – с принцессой Матильдой Бонапарт.

Возвращаясь к школам кредитного образования, следует отметить, что у их истоков стоял еще Николай Никитич с его известной школой в квартале Сан-Никколо. О ней пишет в 1826 г. в письме к Энрико Майеру также и Джован-Пьетро Вьёссё, вокруг личности которого сходились самые важные тосканские культурные начинания той эпохи: «У нас открывается новая школа кредитного образования, на средства Демидова. Их всегда будет не хватать нам – в таких школах у нас огромная нужда»[22].

После смерти Николая Никитича, при малолетнем Анатолии, эта школа пришла было в упадок, но в середине 1830-х гг. познала возрождение. Педагог Энрико Майер (1802-1877) в своем письме из Флоренции к синьору Довери, датированном 8 декабря 1836 г. сообщает подробности:

«Его [Анатолия] отец учредил в квартале Сан-Никколо школу, которая затем познала упадок. Молодой маркиз Торриджани, не щадя усилий, ее воссоздал: число учеников выросло от 10 до 80 – причем безо всяких подачек родителям учеников, которыми злоупотреблял старый Демидов. <…> В целом желательно, чтобы и наши господа вдохновились подобными акциями – почему же русский человек, однако, должен заниматься образованием флорентийского народа?[23]»

Мы видим, что Майер здесь слегка критикует «барскую» педагогическую методику Николая Демидова. Схожим образом, по-барски, часто вел себя и его сын, что встречало отпор у управляющего школой – методичного и благоразумного маркиза Карло Торриджани[24]. О продолжении дел сообщает Чезаре Да Прато:

«С 1837 г. школа начала расти – за счет пристройки двух помещений для яслей, за счет рекреационных пространств для учеников. Потом одновременно возникла ремесленная школа св. Карла, для будущих ткачей шелка, типографов, обувщиков. <…> C 1837 по 1846 г. в яслях содержалось 405 младенцев, в школе – 724 ученика, в школе рисунка – 121, в лабораториях – 130[25].»

Тут Анатолий – сознательно, или нет – действовал в духе тосканских «умеренных» (модератов), стремившихся добиться постепенного подъема края без принятия радикальных мер.

Помимо инициатив в сфере образования следует назвать, по крайней мере, два больших индустриальных предприятия Анатолия: это шелкопрядильная фабрика и железная дорога (вместе с князем Иосифом Понятовским)[26].

Производство шелка Демидов затеял в 1837-1838 гг., одновременно с реорганизацией школы: по его распоряжению в имении Сан-Донато было высажено от 30 до 40 тыс. тутовых деревьев. Первый шелк был получен в 1839 г. – для его выделки соорудили 72 паровых котла и 30 станков; в целом на фабрике трудилось около двухсот работниц. К 1841 г. число станков возросло до 48 – эти и ряд других сведений приводит Чезаре Да Прато, сообщивший также, что Анатолий вложил в тосканское шелкопрядение колоссальную по тем временам сумму – более миллиона лир.

Однако несмотря на такое капиталовложение дела на фабрике шли неважно – и, в первую очередь, из-за охлаждения к делу самого Анатолия, его путешествий и светских развлечений. Фабрика – ею ведал некий Кристоф – приносила убытки и ее пришлось продать, но и новые владельцы не смогли вывести ее из кризиса и она была вовсе закрыта[27].

Железнодорожный проект Демидова и Понятовского также не привел к реальным результатам, хотя и интересен в контексте индустриализации Тосканы в середине XIX в. Согласно этому проекту предполагалось соорудить железную дорогу от Флоренции до следующего региона – Романьи. Сохранилась обширная документация, позволяющая детально проследить начало инициативы, относящееся к рубежу 1845-1846 гг. – к периоду «железнодорожной лихорадки» в Европе.

К тому моменту великий герцог уже предпринял, в 1841 г., прокладку железной дороги от Флоренции к главному тосканскому порту, Ливорно. Ее сооружение было поручено одной английской фирме, которая привлекла знаменитого английского инженера и изобретателя Роберта Стефенсона. Его же великий герцог позднее пригласил к обсуждению проекта железной дороги от Флоренции на север, через Апеннины.

В Историческом архиве Флоренции сохранилось письмо, отправленное в 1845 г. князьями Анатолием Демидовым Сан-Донато и Иосифом Понятовским, где идея приобретала еще больший размах – предлагалось не только проложить путь на север, но и на юг – до Ареццо и Кьюзи[28]. В одной неподписанной записке, с датой 4 декабря 1845 г., отразились переговоры Демидова и Понятовского с представителями правительства, где высказывались трудности строительства дороги через горы и желание получить концессию хотя бы на южный, более удобный маршрут. Как бы там ни было, далее проекта дело не пошло и железная дорога от Флоренции до Болоньи появилась лишь в конце XIX столетия – спустя полвека после ее первоначального обсуждения.

На деятельность Анатолия тяжелым бременем легло фиаско его брачной жизни с принцессой Матильдой Бонапарт де Монфор (1820-1904), племянницей Наполеона. Скандальный развод был вызван несходством характеров, темпераментов и культур супругов[29].

Анатолий был известен своим необузданным нравом. Луиджи Серристори в письме к Джино Каппони от 26 ноября 1840 г. так пишет о молодом (27-летнем) человеке, только что обвенчавшимся с Матильдой:

«Демидов, князь Тосканский, был согласно приказу Папского правительства изгнан из Рима в течении 24 часов, с вердиктом никогда более не останавливаться в Вечном Городе – за исключением смены лошадей. Заслуженный урок для тех, кто думает, что в этом мире всё позволено ради денежного мешка. Рим сделал должное, и на сей раз заставил себя уважать. Знаете ли Вы, что произошло с ним в Турине? И там позор был не меньший. Лишь Тоскана его ублажает[30].»

Брак между Анатолием и Матильдой строился на расчете: жених пытался через него облагородить свою фамилию, невеста и ее родные – поправить финансовое положение. В самом деле свой тосканский княжеский титул Анатолий получил из рук Леопольда II именно по случаю своей женитьбы, в момент, когда становился «племянником» Наполеона и зятем королей Вюртенбергских, Жерома Бонапарта и Екатерины. Много материала о бурной семейной жизни жителей Сан-Донато в 1840-х гг. можно почерпнуть из воспоминаний скульптора Джованни Дюпре (1817-1882)[31].

И всё же приобретенное родство с семейством Бонапарт имело и положительный результат. Анатолий Демидов продолжил сбор реликвий Наполеона, а в 1851 г. приобрел дом в местечке Сан-Мартино на Эльбе, где павший император жил в изгнании; Демидов устроил там музей, достойный его славы мецената[32]. Анатолий отчетливо осознавал, что объединение собранных им (также и благодаря контактам супруги) наполеоновских реликвий в одну коллекцию послужит укреплению его престижа в глазах европейской элиты. И по сей день музей на Эльбе – еще один прекрасный памятник деятельности Демидовых в Тоскане, наряду с санаторием в Баньи-ли-Лукка и поместьем Пратолино.

В 1840-1842-х гг. в Париже выходит классическое издание Анатолия Демидова в четырех томах «Voyage dans la Russie Méridionale et la Crimée» («Описание путешествия в южную Россию и в Крым [в 1837 году]»). Чуть позднее он публикует, также с отменной роскошью, результаты своей исследовательской поездки по Испании: «Etapes maritimes sur les côtes d’Espagne, de la Catalogne et de l’Andalousie, souvenir d’un voyage exécuté en 1847 par M. Anatole Demidoff» («Морские стоянки у берегов Испании, Каталонии и Андалузии, памятная заметка о путешествии Анатолия Демидова в 1847 году»; Florence, vol. 1, 1852; vol. 2, 1858).

Не прерывается и его деятельность по собирательству произведений искусства[33].

Остается сделать попытку очертить политические пристрастия Анатолия Николаевича, которая до сих пор не предпринималась – в том числе из-за скудности материалов в этой области, в отличие от меценатской сферы. Выше нам довелось привести близорукие заметки полицейского инспектора, подвергнутые сомнению даже его начальством. Согласно редким свидетельствам, в частности, изученной нами переписке, представляется, что князь Сан-Донато был вовсе не аполитичен, а имел ряд убеждений, которые пытался претворить в жизнь – если не непосредственным образом, то через влияние на решения вождей итальянских государств. В цитированном выше письме к Асканио Манси от 26 июня 1830 г. есть и такой пассаж:

«По возвращению во Флоренцию, беру на себя смелость написать сие письмо Вашему Сиятельству с тем, чтобы поблагодарить за то Ваше расположение, коему я свидетель, и напомнить Вам о сюжете, который мы с Вами конфиденциально обсуждали во время моего пребывания в Лукке[34].»

Сейчас нам невозможно реконструировать предмет их конфиденциальной беседы, но сам ее факт свидетельствует о влечении Анатолия (напомним, в тот момент ему – всего 17 лет) к серьезным материям, который в течении жизни ему не удавалось адекватно выразить – думается, в первую очередь, из-за отсутствия регулярного образования.

Если на рубеже 1830-1840-х гг., по всей видимости, его интересы сосредотачивались вокруг коллекционерства и путешествий, то после революционных событий 1848 г. и бегства великого герцога Леопольда II из Тосканы, его политические убеждения выявляются достаточно отчетливо, насколько можно судить по серии его писем. Это корпус из девяти посланий, отправленных в мае-июне 1849 г.: восемь – самому Леопольду и одно его министру Ландуччи[35]. Первые три письма написаны 9, 10 и 11 мая. По ним можно достоверным образом проследить ход австрийской оккупации Тосканы с целью возвращения трона Леопольду – в целом эти факты совпадают с уже известной реконструкцией[36]. Однако появляются и новые детали, в частности, эпизод о миссии Демидова, предпринятой совместно с графом Луиджи Серристори. Из неаполитанской морской крепости Гаэты, где вокруг сбежавшего из Рима папы римского сложились главные антиреволюционные силы и где пребывал также и Леопольд, Демидов и Серристори отправились на пароходе в тосканский порт Пьомбино. Оттуда, засвидетельствовав обстановку, благоприятствующую возвращению монарха, через Пизу они отправляются в Массу, где разделяются: Серристори уезжает во Флоренцию в качестве полномочного представителя Леопольда. Граф Луиджи пытается воспрепятствовать вхождению австрийских войск генерала Д’Аспре во Флоренцию, однако Демидов убежден, что это вторжение неизбежно – согласно общим директивам австрийского императора и согласно схеме, принятой французами в Папском государстве для подавления Римской республики.

В первую очередь князь Анатолий сообщает великому герцогу о военно-политической ситуации в Тоскане, не без интересных подробностей о повседневном ее изменении в разных городах. Он даже информирует о реакции представителей Англии и Сардинского королевства на австрийскую оккупацию. Что касается Пьемонта, то он извещает: «Таковые обстоятельства определил генерал Д’Аспре – оккупировать все морские точки в Тоскане, где возможен десант [пьемонтцев]»[37].

Демидов считает важным донести до Леопольда о желании Серристори воспрепятствовать австрийской оккупации и пересылает в Гаэту отрывок из одного письма из Флоренции, где об этом рассказывается.

В следующем письме, от 12 мая, Демидов описывает попытки австрийцев овладеть Пизой и героическую защиту от них Ливорно, когда с оружием в руках на баррикады вышли простые горожане. Вместе с тем князь подчеркивает: «во всех занятых городах, где я мог использовать свое личное влияние, наступило примирение»[38].

Одновременно и весьма недвусмысленно он дает понять, что является убежденным сторонником ввода австрийских войск в Тоскану ради реставрации правления Леопольда: «Применение иностранных сил настолько везде признанно необходимым и всеми желанным, что оно никак не может повредить правлению Вашего Императорского Высочества»[39]. В письме от 19 мая из Ливорно Демидов обрисовывает политическую изоляцию Серристори, в которой тот оказался после неудачных попыток добиться возвращения великого герцога на престол мирным путем, без вмешательства австрийцев.

Последние четыре письма, который Анатолий отправил государю уже из своего имения в Сан-Донато, относятся к маю-июню 1849 г. В них он описывает энтузиазм местных крестьян по случаю появления австрийских войск, что дает пишу для размышлений по поводу позиции итальянского крестьянства в эпоху Рисорджименто. Вместе с тем он делает замечания и относительно низкой дисциплины в рядах оккупационных войск.

В целом его консервативные и верноподданнические настроения выплеснулись в серии празднеств и банкетов, которые он дал в честь возвращения Леопольда II – на австрийских штыках – в Тоскану. Вот что он, к примеру, пишет: «Сан-Донато, который еще ожидает свои лучшие дни, при общем единодушии принимает многочисленных гостей под Вашим флагом»[40]. Подобными действиями Демидов окончательным образом связал себя с проавстрийскими кругами лотарингского двора. Он объединил себя с ними и иллюзиями о том, что возвращение это – окончательное и что аплодисменты тосканских подданных раздавались от чистого сердца. Прошло десять лет и Леопольду опять приходиться бежать из своей страны, теперь навсегда. Неслучайно, что в том же 1859 г. покидает навсегда Флоренцию и Анатолий Демидов. Он перебирается во Францию, где и умирает в 1870 г.

Его деятельность продолжает племянник Павел Павлович Демидов (Веймар, 1839 – Пратолино, 1885), унаследовавший титул дяди и некоторые его, в том числе филантропические, инициативы – назовем, в частности, устроенную им «Экономическую кухню», названную в честь второй жены, Елены Петровны, урожденной княжны Трубецкой.

Павел, проведший значительную часть жизни в России, переехал в Италию в 1871 г., вступив во владение гигантской собственностью, унаследованной от дяди[41]. По не проясненным причинам он решил продать – с убытком – великолепную усадьбу Сан-Донато и приобрести другое флорентийское имение в Пратолино. Новое поместье ему продали наследники Леопольда II – вероятно, сказалась и историческая память о верности его дяди последнему тосканскому монарху[42].

Усадьба Пратолино – новая Вилла Демидофф – до сих пор сохранила немало материальных свидетельств разноплановой деятельности Демидовых в Тоскане.

10-05-2014