Имя Эристова в Италии у всех на слуху. Именно так, principe Eristoff, с обязательным двойным ff на конце, на французский аристократический манер, называется местная водка, одна из немногих истинно итальянских водок. Напитку – кстати итальянцы, очень старательно произносят твердое Д – водека, всего с полвека, но "водека Эристофф" заняла прочное место на полках местных магазинов и баров. Особенно приятен ее облегченный вариант, типа джин-тоника. Признаюсь, что собирая нынешний материал о поэте Эристове, я для приближения к теме, пользовался и одноименным напитком.
Не знаю, сумеет ли "водека Эристофф" проникнуть на плотный русский рынок, и прославить на родине эту княжескую фамилию, однако, надеюсь, что в Россию вернутся стихи Эристова.
Сразу оговорюсь, что продукты этим принадлежат двум разным людям, но двоюродным братьям. И когда князь Николай Константинович гнал в Милане хорошую водку, его кузен Георгий Захарьевич в том же городе писал хорошие стихи. Может быть, и эти, где речь идет об эрмитажной картине Леонардо да Винчи:
Стоял часами пред тобой
Бессмертная Мадонна Литта.
Еще не знал я, что судьбой
Дорогая к счастью мне закрыта.
[...]
Но Эрмитаж – он так далек
В родном и северном тумане…
И я прочесть тогда ли мог,
Что доживу свой век в Милане!
Нельзя сказать, что поэт Эристов совсем уж неизвестен. Он еще при жизни выпустил три сборника, получивших в зарубежье доброжелательные, пусть и очень скромные отзывы, Он включен в недавний Словарь поэтов русского зарубежья, собранный Крейдом. Однако подробности его биографии выступают из небытия только сейчас. За сведениями, помимо редких зарубежных публикаций, я обратился к русистке Нине Михайловне Каучихшвили, дважды землячке князя – по Грузии и по Милану, дружившей с ним, а также к другой миланской исследовательнице, Анастасии Борисовне Пасквинелли, русской по матери.
Князь Георгий родился в Батумe в 1902 г., учился в Грузии и в Петербурге. Стихи начал писать рано. В начале 20-х гг. участвовал в тифлисском Цехе поэтов Сергея Городецкого, о котором оставил курьезные мемуары. Вот отрывок из них: «Часто, у себя на дому, устраивал литературные вечера Сергей Городецкий, хозяйничала жена поэта, писавшая стихи под именем Бел-Конь-Любомирская. На этих оживленных вечерах, во время ужина, подавалась “традиционная” глыба льда с замороженными красными розами, которую, разбив топориком, хозяин преподносил поэтессам. Городецкий вообще любил позу, был напыщен, поверхностно болтлив и, признаться, мало симпатичен. Но надо отдать ему должное, он сумел организовать настоящую школу поэтов». Встречал Эристов в Тбилиси и Мандельштама – продолжим чтение мемуаров: «Из жизни Цеха Поэтов запомнилось исключительное событие: приезд Мандельштама (…). За свое краткое пребывание в Тифлисе, Мандельштам дважды выступал в Цехе Поэтов. Большой поклонник этого поэта, при встрече с ним я испытал некоторое разочарование – его физический облик и манера чтения стихов – неясно, в полголоса, с монотонным “подвыванием” меня неприятно поразили».
Как и когда Эристов сбежал из СССР, никогда публично не рассказывалось. Скитаясь по разным странам, он в итоге обосновался в Италии, куда уже раньше эмигрировали его родственники.
И уж совсем крепко Эристов молчал о военных годах: дело в том, что как и некоторые другие эмигранты, он поверил, что Германия, сокрушив большевизм, возродит свободную Россию. С этой ложной идеей он отправился на оккупированное немцами Черноморье и стал работать журналистом – в симферопольской газете “Голос Крыма” и в газете “Доброволец”, выходившей в Германии. От карательных советских органов СМЕРШа выявлявших позднее сотрудников оккупантов, ему удалось скрыться, вернувшись перед самым падением Гитлера в Италию.
Вот что он писал тогда, с радостными интонациями спасенного после кораблекрушения:
Зловещих лет убийственная жуть
Оставлены за Альпами навеки.
И раскрывалися с отрадой веки
Ловила жадно чистый воздух грудь
После войны Эристов уже прочно обосновался в Милане, там же в северной столице он и умер в 77 г. Именно в итальянские годы он выпустил свои поэтические сборники, «Сонеты» ( 55), «Синий вечер» (1956), и итоговую «Ладья» (Париж, 1966). Многочисленные его стихи появлялись на страницах эмигрантских журналов «Возрождение», «Современник», «Грани». Эристов выступал и критиком: писал о Гоголе и о судьбах русской поэзии.
В Милане Эристов нашел и свою супругу — Пию Бернаскони. Пия была богатой невестой, торговала в собственном магазине французскими тканями и местным шелком. В общем, Эристов, получивший в 50-е гг. итальянское гражданство, после многих авантюр начал новую «буржуазную» жизнь, стараясь найти себя на гуманитарном поприще он преподавал в разных учреждениях русский язык и литературу.
В поэзии Эристова, проходят живописные виды городов и стран, от Грузии до Петербурга, от Берлина до Парижа и конечно до солнечной Италии. Эти странствования, реальные и духовные, выражаются в разных циклах.
В первом сборнике, например, помещен цикл «Под небом Италии», из 19 сонетов и целиком посвященный стране, где Эристов нашел последнее пристанище.
И во втором сборнике, Синий вечер, много стихов про Италию, про Милан и его реалии, например, знаменитый готический собор, по-итальянски «Дуомо». Вот программное:
Туманом улицы заволокло.
Неясной глыбой проплывало Дуомо.
Мне померещилось – я снова дома!
Там дальше, невское блеснет стекло.
[...]
Еще момент и потеряюсь я…
Но Леонардо ласковой рукою
Меня уводит к синему покою»
(Стихотворение «Милан»).
Леонардо, здесь, это и — памятник, что стоит недалеко от Дуомо, перед театром Ла Скала.
Успех Эристова у критики был весьма скромным, что можно в целом сказать о русских поэтах-эмигрантах, живших в Италии. Они оставались на обочине литературного процесса, активно шедшего в Париже, а после Второй мировой войны – в Новом Свете: и во Франции и в Америке существовала и существует капиллярная сеть периодических изданий, встреч, творческих вечеров, дискуссий, позволявших расти эмигрантской культуре.
Также как и стихи его коллег по литературе в изгнании, на второй родине, стихи Эристова никогда не переводились. Как очевидное следствие, они и не были замечены. Итальянская славистика, всегда внимательная к великой эмигрантской литературе, долгое время не интересовалась русскими литераторами, жившими на Апеннинском полуострове.
Завершим наш рассказ чтением из третьего, последнего сборника князя Николая Эристова, миланца и русского поэта. Ему уже за 60. Стихотворение «Ковер»:
Узор бессмысленный ковра,
Далекого Мазандерана.
Он сердцу говорит – пора,
Твоя зарубцевалась рана.
Какой неведомый артист
Орнамент выводил на ткани?
На белой ветке – синий лист,
Цветок в причудливом стакане.
А краски – их не перечесть,
Сплелись в нелепом хороводе,
Но их магическая весть
Вакхической подобна оде.
Нельзя, не нужно понимать!
Так птица распевает звонко.
Так смех бессмысленный ребенка
Восторгом наполняет мать.
Михаил Талалай,
выступление на Радио Свобода, апрель 2005 г.
14-03-2014