Чао, Ельцин!

Antonio Rubbi. La Russia di Eltsin [Антонио Рубби. Ельцинская Россия]. Roma: Editori Riuniti, 2002.

Loris Marcucci. Dieci anni che hanno sconvolto la Russia [Лорис Маркуччи. Десять лет, которые потрясли Россию]. Bologna: Il Mulino, 2002.

Итальянская intellighentsia (тут охотно употребляют русский термин, пусть он и местного, латинского происхождения) по определению всегда была "левой", и на резкий разворот Ельцина "вправо" смотрела и смотрит критически. Весьма показательна в этом отношении объемистая книга Антонио Рубби "Ельцинская Россия".

Анализ автора основан, прежде всего, на его обширных личных наблюдениях, а также на ряде книг, в первую очередь, специалиста по России Джульетто Кьезы, «Russia addio» [Прощай, Россия, 1997] и его же «Roulette russa» [Русская рулетка, 1999], а также на книге Антонеллы Скотт и Уго Трамбалли «Quando finirа’ l’inverno: la Russia fra il declino di Eltsin e il futuro» [Когда закончится зима: Россия между закатом Ельцина и будущим, 1999].

Оценка Рубби, бывшего референта по международным связям в бюро Итальянской компартии и, соответственно, многолетнего посетителя Кремля, задается уже в предисловии, в заданном им термине-камертоне «русская катастрофа».

Сразу отметим, что Рубби принадлежит не к «ностальгикам», уже почти исчезнувшим в Италии, а к тем, что упирают на «несостоявшуюся возможность», т. е. на гипотезе постепенной (социал-)демократической, в ее европейской версии, трансформации СССР, с его плавным вхождением в западную цивилизацию. Его единомышленники, к которым, кстати, не принадлежит вышеупомянутый Кьеза, говоря о России, обильно употребляют выражения типа «развал», «распродажа», а в фигуре Ельцина видят инкарнацию капитализма хищного и спекулятивного. Такие утверждения невольно подыгрывают и устойчивым западным представлениям о нашей стране, как «азиатской», непоправимо варварской, раздавленной между деспотическим прошлым и дико-капиталистическим, неоколониальным будущем.

Первая часть книги посвящена "перестройке" и ее краху и напоминает речь защитника на суде истории над Горбачевым. При этом не скрывается расплывчатость и дефектность его программ, несостоятельность заявленных реформ, постоянное запаздывание в национальном вопросе — тем самым адвокат Горбачева неосознанно подыгрывает его противнику, «брутальному» Ельцину (в этой главе широко цитируется прогорбачевская книга Кристины Карпинелли "La società sovietica negli anni della perestrojka" [Советское общество в годы Перестройки, 1991]). Немало строк посвящено парадоксальной популярности "Горби" на Западе, и непопулярности его в самой России (кстати, книгу Рубби презентовал в Италии именно Горбачев).

Последующие, основные главы подробно пересказывают и анализируют ельцинское десятилетие, знакомое русскому читателю на непосредственном опыте. Лейтмотив повествования Рубби: Ельцин — вовсе не спаситель демократии, все делал бездумно, вслепую; его главный грех – опора на бояр-капиталистов и неумение найти гражданскую поддержку; действия его деструктивны, вместе с КПСС и СССР он похоронил много хорошего. По сути дела, книга Рубби представляет собою длинный наукообразный репортаж о возвышении и «падении» Ельцина, о крахе иллюзий о «народном капитализме» и о «добром царе», заложнике нехороших псевдо-демократов. Автор умело выложил мозаику из эпизодов личного опыта, интервью, цитат, сцементировав ее общим сумеречным и пассивным фоном русского народа как носителя «антропологического архива».

В целом книга насквозь проникнута «добрым тоном» европейского либерал-демократа, пересказывающего факты, лежащие на поверхности, но не вдающегося в анализ ушедшего столетия русской истории, где ельцинский период — лишь составная часть. Рубби смотрит на Россию сквозь призму рафинированного европейского политолога, оперирующего собственными внутрисистемными категориями. Переход от перестройки к рыночной экономике для него – это личная схватка двух политиков, некий театр, или же ринг, подобный западным дуэлям, при этом напрочь отсутствует эпос, собственно та народная стихия, те самые "массы", о которых автор марксистской закваски должен был бы помнить. Даже источники национальных движений на окраинах империи Рубби помещает в кабинеты аппаратчиков, спасающих своих кресла, или же в разгоряченные умы ущемленных некогда интеллектуалов. Появление "новых русских", которым автор уделил особый раздел, также остается явлением в итоге невнятным, ибо Рубби не увидел в нем продолжения теневой истории "социалистического" общества.

В итоге для журнальной хроники книга слишком длина, а для научного анализа слишком плоска. В целом, кажется, что от бывших друзей «реального социализма» не приходится ожидать глубокого понимания ни прошлого, ни настоящего России.

Именно поэтому на книгу Рубби совсем непохоже повествование молодого Лориса Маркуччи, познакомившегося с Россией уже после ее якобы "развала".

Превосходно информированный (явно не без помощи русской жены), Маркуччи, как и Рубби, на собственном опыте познал драматические перемены — но совсем по другую сторону "баррикад": в России он появился как культурный предприниматель, как представитель вновь зародившегося среднего слоя. Маркуччи не только не говорит о развале, но и сходу предуведомляет читателя, что он не собирается вторить расхожим фразам о стране, пораженной мафией и хищной эксплуатацией.

Любопытно, что у Маркуччи, отнюдь не марксиста, чаще звучит "глас народа", неслышный у Рубби, — народа, разочарованного в реформах Горбачева и болеющего за Ельцина, даже во время обстрела Белого Дома (который Рубби по-либеральному оценивает как "удар по хрупкой демократии"). Однако и Маркуччи не удается избежать расхожих для западной литературы сентенций о вековом отсутствии демократических традиций в России. В то же время он подчеркивает, что в важные моменты русский народ у избирательных урн показывает твердое нежелание возвращаться к прошлому (а значит, не так уж политически пассивен сей народ?). Вообще, книга Маркуччи, познавательная и легкая для чтения — иногда даже напоминающая дневник путешествий — написана с редкой для западных авторов симпатией к "новой России", хотя тут, конечно, надо «шерше ля фам».

Михаил Талалай, 
дек. 2003 г.