Сведомские Александр и Павел

Марина Моретти

Сведомские: взгляд из Италии

Перевод и редакция: М.Г. Талалай

Опубл.: Русские в Италии: Культурное наследие эмиграции. Москва: Русский Путь, 2006.

В Сан-Ремо вплоть до 1973 г. в милом доме, обращенном прямо к морю, обитала одна русская дама, Анна Александровна Сведомская – вместе с супругом Паоло Мануэль-Джизмонди, адвокатом по профессии, и сыном Микеле, перенявшем затем отцовское дело. В небольшом провинциальном городке эту даму окружал экзотический ореол, не без влияния ее страсти к живописи, разделяемой и мужем: Анна Александровна вместе с ним собрала отменную домашнюю пинакотеку.

            Русская дама вела в Сан-Ремо размеренный образ жизни, с массой мелких привычек, как, например, полуденная игра в карты. Она бережно поддерживала отношения с соотечественниками, которых тогда еще оставалось немало на лигурийском курорте, и славилась знанием этикета и европейских языков[1]. Однако мало кому было известно, что начальный этап ее биографии был полон всевозможными перипетиями.

            Анна Александровна являлась дочерью художника Александра Сведомского (1848-1911) и, соответственно, племянницей его брата, также художника Павла (1849-1904). Они оба родились в Петербурге и скончались в Риме, жили и работали в разных местах Европы, но были хорошо известны в России на рубеже ХIХ-ХХ вв. Эти «беспечные россияне», как их называл в своих воспоминаниях Михаил Нестеров, каждый год проводили зимние месяцы в Риме, работая над историческими и жанровыми картинами в собственной мастерской на Виа Маргутта и посещая знаменитое кафе «Греко», где собиралось международное общество, временно или постоянно пребывавшее в Вечном Городе.

            Об атмосфере этого кафе и о произведении П. Сведомского, известном медальоне-портрете Гоголя, спустя годы поведал русский журналист-эмигрант Николай Кремнев: «…Многие ваши соотечественники [статья организована в виде интервью с хозяином кафе Федерико Губинелли – М.М.], уже на моей памяти, еще задолго до Первой мировой войны проживавшие в Риме, были завсегдатаями у нас здесь. [...] Вот здесь, за этим столиком, как об этом знали все ваши соотечественники, имел обыкновение сидеть Гоголь – видите, тут над диваном висит медальон работы Павла Сведомского, изображающий знаменитого вашего писателя. Представьте себе, синьор, как-то утром, было это вскоре после той войны и революции, которая у вас в России тогда приключилась, заметил я, что медальон исчез, — наверное, это было делом рук какого-нибудь уж слишком рьяного поклонника вашего великого Гоголя. К счастью, вскоре после того, как медальон этот был тут прикреплен, меня как-то осенила мысль сделать с него набросок – ведь я сам художник и миниатюрист, и мне очень легко удалось восстановить пропажу [...] этот медальон уже не подлинник, к сожалению»[2].

Именно в этом популярнейшем римском кафе «подобрал их [Сведомских] Прахов, привел их в Киев и заставил одного из них, Павла, расписывать Лазарями и Пилатами постылый им Владимирский собор»[3]. В Киев они поехали вместе, т.к., по словам Нестерова, посвятившего им слегка ироничную главу своих воспоминаний «“Пòпа” и “Барон”»[4], они были «немыслимы порознь». Когда уже немолодой Александр женился, в России сказали, что «Сведомские женились»[5].

В результате этого бракосочетания и появилась в Петербурге в 1898 г. единственная дочь Анна. Ее мать Анна Николаевна Кутукова была красивой и талантливой женщиной, пробовавшей себя и в музыке (фортепиано и пение), и в литературе. Ею перу, согласно неизданным воспоминаниям ее племянника Леонида Николаевича Кутукова, принадлежали два романа: первый, «Алхимик», согласно племяннику, был опубликован в каком-то российском журнале; второй, «Иван-Царевич», сохранился на итальянском в рукописи, датированной «зима 1915-16 гг., Завод Михайловский».

Молодая жена, ровно вдвое моложе супруга, проживала в Риме с 1896 г. вместе с сестрой Александрой, в замужестве Мартыновой, драматической актрисой. Таким образом дочь Анна, которую в семье звали Нита, сызмальства росла в богемной итало-русской атмосфере. На одной из старых фотографий, хранимых в архиве семьи Мануэль-Джизмонди, братья Сведомские запечатлены изящно одетыми, в их просторном римском ателье, среди картин, статуй, богатой мебели – вся эта роскошь вскоре исчезла. После смерти художников (оба они были похоронены на римском некатолическом кладбище Тестаччо[6]) и начала Первой мировой войны две Анны, мать и дочка, вернулись в Россию, в Петроград. Управление собственностью Сведомских в Завод-Михайловском доверили Григорию Николаевичу Кутукову, брату Анны Николаевны. Ее сестра, Александра Мартынова, осталась в Италии в г. Бассано-ди-Сутри (провинция Рима), куда Анна часто посылала письма и открытки. В одном письме без даты, отправленном из Алупки, Анна сообщает, что зимует в Крыму из-за подозрения на воспаление легких у Ниты, и что девочка берет уроки ваяния и пения с отличными результатами. Здесь же она делится намерением переселиться навсегда в Италию в случае успешной продажи собственности. В другом письме (открытке), написанном в Одессе, Анна рассказывает, что ожидает публикацию своей книги.

            О прочных связях с черноморским побережьем свидетельствует и нотариальный акт о покупке крымского имения в три десятины, подписанный 8 февраля 1917 г. в Ялте. Когда же разразилась революционная буря, в том же Крыму, на даче, снятой внаем в Новом Месхоре, мать и дочь решили дождаться подходящего момента, чтобы уехать в Италию (вероятно, собственное имение было спешно продано). Нам известно об этом драматическом периоде из нескольких документов, в т.ч. – из официального сообщения Ялтинского филиала Госбанка о конфискации вклада А.Н. Сведомской в 56.998 рублей, произведенной 7 марта 1918 г. согласно решению Ялтинского совета рабочих и солдатских депутатов. В одном письме Анна Николаевна сообщает о распродаже личных вещей с целью набрать 20 тысяч рублей, необходимых для отъезда. Судя по тону крымских посланий Сведомская, как и многие другие люди ее круга, пусть и крайне обеспокоенные происходящим, не отдавали себе полный отчет в его серьезности: так она выражает надежду, что вскоре ей удастся вернуть конфискованные средства, и что большевики продержаться крайне недолго; при этом ее беспокоит состояние дел в Риме, где «ждут долги» (письмо датированное 30 ноября/13 декабря 1918 г.[7]).

В 1919 г. двум Аннам и няне Прасковье удалось-таки сесть на пароход, на котором, по сообщению Микеле Мануэль-Джизмонди, уплывала из Крыма и императрица Мария Феодоровна, бывшая датская принцесса Дагмара.

Естественно, сначала эмигрантки обосновались в Риме. Из одной открытки, отправленной Нитой 26 августа 1920 из г. Атри (провинция Казерты), узнаем, что ее мать, вместе с сестрой Александрой, проживала по адресу виа Маргутта, № 33, т.е. в историческом ателье братьев-художников. Однако уже в следующем году Александра оказывается в Сан-Ремо, куда, восхищенная местным климатом, зовет Анну и Ниту, в то время как «в Риме зимою холодно». И в самом деле, вскоре мать и дочь Сведомские объявляются вблизи Сан-Ремо, в санатории в местечке Арма-ди-Таджа (Arma di Taggia). От этого периода (весна 1922 г.) сохранилась выразительная фотография: Нита лепит из гипса бюст кузена Л.Н. Кутукова, в то время как портретируемый облокотился на парапет морской набережной – снимок передает и мастерство художницы, прекрасно передавшей портретное сходство. Позднее Нита оставила ваяние, от которого практически не осталось никаких предметов, и увлеклась живописью.

В 1924 г. женщины (вместе с няней) окончательно обосновались в Сан-Ремо, где в 1925 г. закончился земной путь Анны Николаевны Сведомской, в девичестве Кутуковой[8]. Сестра Александра ее намного пережила, скончавшись в том же лигурийском городе в 1951 г. и похоронена на новом городском кладбище Армеа.

В 1927 г. Нита вышла замуж за адвоката Паоло Мануэль-Джизмонди, принадлежавшего к старинному санремскому роду: в следующем году на свет появился Микеле, единственный их сын. В дом мужа Нита перевезла уцелевшие картины отца и дяди, сама активно занявшись живописью (до 1930-х гг.). На профсоюзной выставке в Генуе (Mostra sindacale d’arte) в 1931 г. она выставила один натюрморт, а на Первой выставке художников-санремцев (Prima mostra d’arte degli artisti sanremesi; ноябрь 1931 – январь 1932) — целых шесть картин: «Благочестивое чтение» (Pia lettura), «Е.В. герцог Бореа д’Ольмо» (S.E. il Duca Borea d’Olmo), «Мой ребенок» (Mio bambino), «Мой муж» (Mio marito), «Портрет» (Ritratto) и натюрморт, уже представленный ранее в Генуе. Эти произведения, «пусть и демонстрирующие характерное русское происхождение, показывают отличное знакомство автора с современными тенденциями западного изобразительного искусства, в особенности с поэтикой художников ХХ века» [9]. Сходные оценки даны в пространной рецензии на картины Ниты, появившиеся в местной печати: «Искусство этой молодой художницы любопытно соединением древней чистоты и смелости ХХ века. [...] Впечатляет своей выразительностью потрет няни за благочестивым чтением, напоминающий как фламандцев, так и современного шведского художника Ларсона. [...] В потрете барышни Андреевой искусство Сведомской обретает высокий стиль. И здесь мы видим влияние итальянцев ХХ века, но без имитирования, с сохранением яркой индивидуальности»[10].

На этой выставке не была представлена другая яркая работа художницы, ее автопортрет, датированный 1928 г. и сохранившийся, вместе с прочими произведениями в частном собрании Мануэль-Джизмонди. Несомненно, что талант Сведомской сформировался благодаря ее семейному окружению и художественным дарованиям Александра и Павла Сведомских. Однако впоследствии она не стала развивать свой творческий дар, сосредоточившись на реставрации и коллекционировании.

Художественные наклонности передались и ее сыну Микеле, также пробовавшему свои силы в живописи – однако тут возобладала стойкая страсть к египтологии, сопровождавшая всю его профессиональную жизнь адвоката.

Микеле Мануэль-Джизмонди, которого все звали уменьшительным именем Миша, как его звали в семье, был хорошо известен в Сан-Ремо: всегда элегантный, сдержанный, немногословный, он был хорошо знаком автору этих строк, еще девочкой наблюдавшей со своего балкона соседский сад, куда выходил салон где Анна Николаевна Сведомская проводила послеобеденное время за игрой в карты…

Потеряв мать и отца (Паоло Мануэль-Джизмонди скончался в 1968 г.) Микеле остался главным хранителем богатых семейных преданий: мне, посвятившей себя изучению русской культуры, довелось часто беседовать на языке его матери, которым он с детства владел превосходно и который охотно употреблял. Микеле гордился своими русскими корнями, и ревниво берег картины братьев-художников Сведомских и своей матери. К сожалению, он не знал русской грамоты, и когда стал получать из России, из Перми и Чайковского, различного рода письма и статьи, обращался ко мне за помощью. Он был очень рад этому возродившемуся интересу к Сведомским и с удовольствием планировал свою поездку на легендарный Урал, в места, о которых много слышал, но которые видел только лишь на картинах родных. Появился определенный интерес к Сведомским и в Италии: организаторы выставки русской живописи в Герцогском дворце в Генуе обратились к Микеле с просьбой предоставить несколько произведений из семейного собрания. К сожалению, ему не удалось увидеть эту интересную экспозицию: 17 апреля 2001 г. он скоропостижно скончался.

Выставка «Кандинский. Врубель, Явленский и русские художники в Генуе и на Ривьере. Променад в Лигурии», прошедшая в Генуе с 27 октября 2001 г. по 17 февраля 2002 г. предоставила широкой публике следующее вещи из семейного собрания Мануэль-Джизмонди: «Тайная вечеря», «Воскрешение Лазаря» и «Моление о Чаше» (эскизы для росписи Владимирского собора, 1887), «Озеро» и «Дача» (виды имения Сведомских, 1895-1900) работы Александра Сведомского; «Портрет Анны Николаевны Кутуковой» (1896) работы Павла Сведомского; «Мой муж (Паоло Мануэль-Джизмонди)» (1928) и «Портрет (барышня Андреева)» (1929) работы Анны Сведомской.

Спустя 80 лет, в течение которых лишь редкие гости дома Мануэль-Джизмонди могли любоваться этими образами отдаленных пространств и времен, наконец-то и эта страница истории стала известной. Из семейного архива стали извлекаться любопытные документы, письма, фотографии, которые еще послужат в деле реконструкции этого яркого русско-итальянского сюжета.


[1] См. Cazzola P. I russi a San Remo tra Ottocento e Novecento. San Remo, 1990; Талалай М.Г. Русская церковь в С.-Ремо. Сан-Ремо, 1994; Его же. Русская церковь в Сан-Ремо // Бомбардир. Военно-историческое приложение к ж. «Вооружение. Политика. Конверсия». № 14. 2001. С. 103-104.

[2] Кремнев Н. Гоголь в Риме // Наша страна. 10.11.1951 (№ 95).

[3] Нестеров М.В. Давние дни. М., 1959. С. 266.

[4] Там же. С. 265-267; клички эти были даны, т.к. согласно Нестерову Павел Сведомский напоминал семейству Праховых какаду, а Александр – средневекового феодала.

[5] Там же. С. 267.

[6] Гасперович В., Катин-Ярцев М.Ю., Талалай М.Г., Шумков А.А. Кладбище Тестаччо в Риме. СПб.: ВИРД, 2000. С. 98.

[7] Эти и другие цитированные документы из семейного архива Мануэль-Джизмонди любезно предоставлены доктором Этторе Ребекки, наследником последнего представителя семьи Микеле Мануэль-Джизмонди.

[8] Похоронена на городском кладбище Фоче, в семейной усыпальнице Мануэль-Джизмонди; см. Талалай М.Г. Российский некрополь в Неаполе, Венеции, Сан-Ремо // Русско-итальянский архив № 2 (под ред. А. Шишкина и Д. Рицци). Салерно, 2002. С. 431.

[9] Lecci L. Arte russa a San Remo: architettura e pittura tra Ottocento e Novecento // Kandinsky, Vrubel’, Jawlensky. Passaggio in Liguriа. Catalogo della mostra 27.10.2001-17.2.2002, Palazzo Ducale, Genova. Milano: Mazzotta, 2002.

[10] Rolando F. [recensione] // L’Eco della Riviera, 27 gennaio 1932.